***

Мы в девяностых вершин не брали,

 Оставшись безвожаковой стаей,

 Но, изменяясь, себя ломали:

 В такие дни виноватых нет.

 Мы, слишком гордые и босые,

 Не признавали своё бессилье

 И так хотели побыть большими,

 Хоть мы пылиночки не крупней.

 Как будто в духе шестидесятых

 Мы были верой в себя объяты -

 И "коммуняки", и "демократы",

 Но доставалось, и тем, и тем.

 А что свобода? Её - крупицы.

 Но в честь свободы порвав границы,

 Мы обложили себя гранитом

 И перессорились насовсем.

 На Институтской и на Неглинной

 Казалось это необходимым.

 И, беловежскую скинув зиму,

 Мы были твёрдо верны весне.

 И нам казалось, что мы в начале,

 Что после будет, куда причалить,

 Что революция очищает,

 А получилось - куда грязней?

 Ну как же так, что, пройдя сквозь годы,

 Мы в ту же самую лезем воду?

 И снова крики про "власть народу",

 А власти не было, как и нет.

 Ну как же так, что одно и тоже?

 Неужто мы до того похожи,

 Неужто мы без царей не можем,

 А всех убогих опять к стене?

 Мне не за прошлое жаль - за это

 Слепое время, где спят поэты,

 Где подхалимство и кабинеты

 По старой дружбе опять сильней.

 И если в наших домах кроваво,

 Я ненавижу борьбу за право

 Считать преступной любую правду,

 Хоть чуть отличную от моей.

 Я ненавижу делёж на страны,

 Пальбу в семнадцатом и майданы.

 Я не за тех, что над нами встанут -

 За власть я глотку свою не рву.

 Но помню танки на Красной Пресне.

 Окно истории занавесив,

 Из революции сделав песню,

 Мы позывных её слышим звук.

 Вот только тем он всегда и страшен,

 Что на врага нет намёка даже,

 Что это наши стреляют в наших,

 Не собираясь себя жалеть,

 Что мы под разное лезем знамя.

 Когда-то было: "Москва за нами".

 А что сегодня? Я сам не знаю.

 И мне от этого тяжелей