Коненков. Эта фамилия возникает теперь разве что на страницах «желтой прессы», да и том - не в связи с его творениями, а в связи с темными тайнами, всплывшими благодаря аукционщикам и истории взаимоотношений Альберта Эйнштейна и жены скульптора. Сейчас скорее вспомнят об этом, а не о великолепных работах «американского» периода, для доставки которых российскими властями был зафрахтован целый пароход.
И все-таки было очень приятно посетить ММСИ на Гоголевском, а также узнать, что Творческая мастерская С.Т.Коненкова на Тверской обновила экспозицию – как раз за счет экспонатов «американского» периода. И неожиданные ассоциации вызвала звучащая скульптура «Песни Земли»: лира в переплетении древесных корней.
Лира. Коненков любил этот волшебный инструмент. В мастерской на Пресне он привечал слепых странников, мог бесконечно слушать их пение, лепил, вырубал образы из дерева. А один из музыкантов, надолго осевший в пресненской мастерской, научил скульптора играть на этом древнем инструменте.
Вот во время коненковского соло в мастерской появились два Сергея – Клычков (друг Коненкова еще с 1905 года) и Есенин. По воспоминаниям Клычкова, Есенин попросил подождать за дверью. Дослушать.
Они быстро подружились. Есенина тянуло в гостеприимный флигелек на Пресне, обсаженный рожью и васильками, с поленницей. Он часто тихонько пробирался сиреневыми кустами, чтобы послушать и полюбоваться, как Коненков, сидя на пеньке, готовом под его руками превратиться в творение, распевает печальные песни, подыгрывая на двухрядке.
Вообще, изначально Клычков и Есенин подрядились писать монографию о Коненкове, о чем свидетельствовал документ – запрос на аванс в пролеткульт, датированный 19 октября 1918 года. Получили ли Сергеи аванс – неизвестно, поскольку являясь к своему «предмету» с благими намерениями, они в конце концов решали, что начнут с утра завтра,
«а сегодня... сегодня давайте песни петь!»
Дуэт Есенина и Коненкова описывает писатель Сергей Григорьев:
«Еще Коненков не настроил, а уж Есенин тянет голосом... И вот запели. О блудном сыне. Есенин тенорком, немного в нос под стать скрипучей лире, Коненков приглушенным басом. И не сводит с Есенина, горя глазами, взора, пытает...»
Весной 1920 г. Есенин позировал Коненкову для портрета, но послушно выдержал лишь неделю, заскучав. Есенинский бюст пришлось переводить в дерево без натуры, «по сильному впечатлению», как вспоминал Сергей Тимофеевич, как видел Есенина, выступавшего перед рабочими:
«Возбужденный, радостный. Волосы взъерошены, наморщен лоб, глаза распахнуты».
Встречи продолжались до мая 1922-го, а потом и по возвращении Есенина из-за границы (август-ноябрь 1923-го).
8 декабря 1923 года Сергей Тимофеевич уехал в Америку - и больше они не виделись…
Смерть поэта Коненков очень тяжело воспринял («горе высказать я не сумею, и так его много, что нет сил», из письма Толстой-Есениной), но, чуть придя в себя, просил прислать фото и описания могилы, желая создать памятник Есенину. Возможно, что по памяти, без «сильного впечатления» - не стал.