Подборка в отборочный тур online для Полуфинала Фестивального движения «ОСИЯННАЯ РУСЬ» – 2018

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ

 

Пусть свет Рождественской звезды

К добру ведёт всегда

И согревает с высоты

В мороз и холода.

 

Пусть пенье ангелов с небес

Услышат пастухи,

Настанет время для чудес,

Напишутся стихи!

 

Пускай волхвы издалека

Дары преподнесут

И будет путь, наверняка,

Не долог и не крут.

 

Благословенно вновь и вновь

Приходят в каждый дом

Надежда, вера и любовь

С Христовым Рождеством!

 

МУЗЫКА ДОЖДЯ

 

Шлёпал ночью дождь по лужам,

Не давая спать,

И настраивал мне душу

На стихи опять.

 

Станцевал на нашей крыше,

Мимо проходя.

И тогда я вдруг услышал

Музыку дождя.

 

Дождь – гулёна, дождь – проказник.

Он в ночной тиши

Сам себе устроил праздник...

Праздник для души.

 

Раздавались то ли – сальса,

То ли – ча-ча-ча,

То ли даже – звуки вальса

В музыке дождя.

 

И под музыку такую,

Явно веселясь,

Дождь смывал напропалую

С крыш окрестных грязь.

 

А к утру стучала глуше

По стеклу вода...

Словно бы омыла душу

Музыка дождя.

 

ОДНАЖДЫ НА ВЫСТАВКЕ

 

Картины висели на стенах музея.

Днём люди по залам бродили, глазея.

А ночью, когда посетителей нет,

Когда полумрак и нескоро рассвет –

Тогда оживали музейные стены –

Картины шептались на разные темы.

То живо обсудят – чей это портрет,

Похвалят пейзаж и батальный сюжет.

То спорить о чём-то начнут увлечённо...

Один натюрморт вдруг спросил удивлённо:

– Скажите, зачем здесь икона висит?..

Неяркие краски. Не тот колорит.

Не видно в ней живости изображенья.

Не видно совсем никакого движенья.

Пускай подтвердит это «Чёрный квадрат».

Он дорого стоит, а значит – богат.

Свою пустоту прикрывая молчаньем,

Отделался «Чёрный квадрат» лишь мычаньем.

И вновь сохранил свой таинственный вид.

Все думали – мудр, потому и молчит.

А он просто имидж испортить не хочет.

Сама же икона печалилась очень.

Совсем не о том, что опять и опять

Вокруг продолжали её обсуждать...

Её огорчало, что люди шли мимо.

Порой было больно, почти нестерпимо.

Заплакать хотелось порой от того,

Что рядом бывало – совсем никого.

Хотя иногда, как на прошлой неделе,

И к ней подходили, но... просто смотрели.

А кто-то с молитвой икону писал

И вкладывал душу без всяких похвал.

Была бы она не на выставке в раме,

А рядом с другими иконами в храме.

Ведь свет от лампады теплей фонарей.

Пусть люди молились бы вновь перед ней.

Ведь здесь, где картины на стенах музея,

Все просто по залам проходят, глазея...

И грустными были иконы глаза.

И еле заметно катилась слеза.

 

Изменятся люди. Изменят законы…

А в храме всегда место есть для иконы.

 

* * *

 

Внук у бабушки спросил:

– Бабушка, скажи,

Как тебе хватает сил,

Чтобы долго жить?

 

Бабушка ему в ответ:

– Всё – не мудрено.

И секрета вовсе нет.

Помни лишь одно.

 

Как настанет тот момент...

(Ты поймёшь и сам.)

Тот, что труден – спасу нет...

Ты сходи-ка в Храм,

 

Пред иконой помолись

С пониманием.

Помолись и поклонись

С покаянием.

 

Сердце Господу открой,

Чтобы он вошёл.

И поверь, что всё с тобой

Будет хорошо.

 

Много лет прошло с тех пор.

Бабушки уж нет.

Внук запомнил разговор

И её совет.

 

То лицом, а то спиной

Становилась жизнь.

Наступил момент такой

Трудный, что держись.

 

Помня бабушки завет,

В Храм пошёл тот внук

За спасением от бед

И душевных мук.

 

Искренне молился он,

В мыслях не витал

И со всеми клал поклон,

«Отче наш» читал.

 

Вдруг услышал со спины:

– Ты стоишь не там.

А детали все важны,

Как приходишь в Храм.

 

Справа слышит: – Что-то ты

Крестишься не так.

И сложил свои персты

В непонятный знак.

 

Слева: – Ты не так одет.

А когда поём

«Отче наш», старанья нет

В голосе твоём.

 

Вдруг подходит тут к нему

Кто-то из толпы:

– Сразу видно по всему –

Здесь не часто ты.

 

Лучше Храм покинь. Потом

Надо обрести

Книжку важную о том,

Как себя вести.

 

И когда внимательно

Ты её прочтёшь.

Может быть, сознательно

Снова в Храм придёшь.

 

Внука люди допекли.

Он покинул Храм.

От обиды потекли

Слёзы по щекам.

 

На скамейку внук, присев,

Скрыл лицо своё…

Вдруг услышал, посветлев,

Он: – Дитя моё.

 

Что ты плачешь, коль душа

У тебя чиста?

Поднял взгляд и, чуть дыша,

Он узрел Христа.

 

– Господи, меня ханжи

Не пускают в храм.

Что мне делать? Подскажи.

Я не знаю сам.

 

Иисус: – Слезу смахни.

Сердце успокой.

Ты ведь в храм пришёл не к ним,

А ко мне домой.

 

ОБ ОТНОШЕНИИ К ТРУДУ И О ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЯХ

 

Кто может – делает. Кто не может – учит.

Кто не может учить, тот управляет.

Джордж Бернард Шоу

 

Унция видимости тянет столько же, сколько фунт дела.

Лоуренс Джонстон Питер

 

Работать Муравей любил

С присущим позитивом,

Не покладая лап и сил,

Стараясь быть счастливым.

 

С утра пораньше, как всегда,

Он делал дело честно.

Производительность труда

Его небезызвестна.

 

Дни проходили чередой…

Шмель пролетал однажды

У Муравья над головой –

Мохнатый, толстый, важный.

 

Он думал, глядя с высоты

На Муравья, как птица:

«Сам по себе, без суеты,

Не может он трудиться».

 

Шмель фирму основал тогда

Решеньем «гениальным»,

Себя назначив без стыда,

Конечно, Генеральным.

 

А Муравей по мере сил

Всё также был счастливым

И фирме прибыль приносил,

Прослыв трудолюбивым.

 

Пожалуй, всё бы – ничего.

Да только Генеральный

Решив, что нужен для него

Контроль принципиальный,

 

Позвал Навозного Жука

На должность контролёра,

Чтоб Муравей наверняка

Работал очень споро.

 

«Задача главная твоя –

Следить за дисциплиной,

Чтоб для трудяги Муравья

Жизнь не была малиной».

 

И Муравей тот – исполать!

Помимо всей работы

Стал через день Жуку сдавать

Доклады и отчёты.

 

Что сделал за день, что – за два,

Что будет в перспективе...

Писал он нужные слова

И был на позитиве.

 

Казалось, это всё – не зря...

Но появилась вскоре

Нужда – нанять секретаря,

Чтоб он в бумажном море

 

Жуку Навозному помог –

Читал бы донесенья

И заносил их в каталог...

Все-все, без исключенья.

 

На телефонные звонки

Чтоб отвечал бы лихо...

С работой этой мастерски

Справлялась Паучиха.

 

Прошло не очень много дней...

Не требуя награды,

Работал так же Муравей

И составлял доклады.

 

Шмелю доклады по душе...

И письменно, и устно

Навозный Жук на кураже

Их представлял искусно.

 

Потом Директор запросил

Прогнозы и расчёты

Необходимых средств и сил

Для будущей работы.

 

Ещё он рекомендовал

Побольше иллюстраций.

Ещё – чтоб весь материал

Был в виде презентаций.

 

Стал не справляться Жук в момент.

И поздно или рано

Понадобился ассистент –

Позвали Таракана.

 

Компьютер, принтер поновей

Приобрели, вестимо.

Пока трудился Муравей

Вполне невозмутимо.

 

Вдруг начал Муравей роптать:

«Возможно ли? Бумага –

Важнее всяких дел?!.» Видать

Намаялся бедняга.

 

Шмель понял всё на свой манер...

И утвердил регламент,

И разработал комплекс мер,

И создал Департамент.

 

Руководителем его

Кузнечик был назначен.

По слухам он, скорей всего,

Блатным был, не иначе.

 

Отдельный кабинет ему

Стал нужен непременно.

В нём всё должно быть по уму –

Шикарно, современно.

 

Набрался вскоре целый штат:

Помощник, заместитель,

Экономист и адвокат,

Машина и водитель.

 

Один – настраивал планшет.

Другой – писал декреты.

Бухгалтер – составлял бюджет.

Юрист – давал советы.

 

Все были – как одна семья –

Увлечены работой...

И окружали Муравья

Вниманьем и заботой.

 

То нормативы создадут

Работы эффективной.

То чем-нибудь измерят труд

Нелёгкий Муравьиный.

 

А Муравей почти не пел

И жаловался смело

На свой безрадостный удел,

Но честно делал дело.

 

Взглянул Директор как-то раз

На цифры из доклада:

«М-да... Прибыль падает у нас...

Чего-то делать надо...

 

Надеюсь, это – не беда

И песенка не спета...»

Шмель пригласил, не без труда,

Известного эксперта:

 

«Пусть проведёт свой аудит

И мониторинг – тоже.

Пусть всё толково объяснит

И чем-нибудь поможет...»

 

Потратив годовой бюджет

И времени немало,

Дал заключение эксперт:

«Излишек персонала...

 

Желательно раздутый штат

Подсократить, конечно.

Тогда дела пойдут на лад

Уверенно, успешно».

 

Эксперта выслушав рассказ,

С подачи адвоката

Директор подписал приказ

О сокращеньи штата.

 

В приказ попал, конечно, тот,

Кто чем-то недоволен,

Кто больше всех ворчал. И вот –

Был Муравей уволен.

 

Мораль искать здесь ни к чему.

Лишь несколько моментов

Покоя не дают уму

Без всяких сантиментов.

 

А стоит ли как Муравей

Трудягой быть активным?

А может было бы верней

Прослыть непродуктивным,

 

Чтоб контролёр стал в тот же час

Не нужен? Вероятно,

Всё это каждому из нас

Без лишних слов понятно.

 

И стоит ли как Муравей

Показывать, что весел?

Быть может, было бы верней

Пахать без всяких песен,

 

Чтоб беззаботный внешний вид

Не злил кого попало?

Ведь кто попало не простит...

Таких вокруг немало.

 

А Муравей, скорей всего,

Найдёт дела другие.

Но, как всегда, вокруг него

Отыщутся такие,

 

Кто будет требовать опять

Какие-то отчёты,

Руководить... И создавать

Лишь видимость работы.

 

Хотел бы Муравей уже

Среди трудов искомых

Найти занятье по душе

Без всяких насекомых.

 

ПЕСНИ НА СТИХИ ВЛАДИМИРА СОСИНА

 

ОТРОК ВАРФОЛОМЕЙ И СТАРЕЦ 

 

   Он шёл, оглушённый небес тишиною.

Смиренный. Покорный родительской воле.

Искал он коней, затерявшихся в поле,

не зная, что вскоре обрящет иное.

   Приветливо солнце сияло над стогом.

И странник, молящийся в поле под дубом,

заметивши отрока, тотчас подумал,

что встреча сия уготована Богом.

   –Чего же ты жаждешь, голубчик-страдалец?

Чем дух опечален? Поведай причину.

И отрок в смущенье ответил учтиво:

– Хочу научиться я грамоте, старец.

Поверь, я прилежен. Я очень стараюсь.

Но грамота мне все никак не даётся.

И даже мой младший братишка смеётся,

когда я читать неуклюже пытаюсь.

   И странник сказал, призадумавшись, – Вот как...

Похвально желанье сие для дитяти.

Испросим у Бога тебе благодати.

   Тут стали молиться и старец и отрок...

   Уж солнце отмеченной Богом тропою

за холм удалилось, а небо зарделось.

И робко над стогом звезда загорелась.

И поле обильно покрылось росою...

   Молитва закончилась. Отроку странник

подал – «для услады» – частичку просфоры.

   Расширились неба и поля просторы.

   И странник воскликнул: – Ты – Бога избранник!

Отныне ты к грамоте будешь способным.

Усердствуй. С годами Священные Книги

постигнешь. И в кротости станешь Великий.

Тебя на Руси нарекут Преподобным.

За мудрость Господь одарит чудесами.

И будут деянья твои вне забвенья.

   Ступай же домой. Принимайся за чтенье.

   – Но кони...

   – А кони отыщутся сами.

 

НАСТУРЦИЯ

 

   От солнышка проснулся я.

   Смотрю в окно, и вот –

ах, как цветёт настурция!

Ну как она цветёт!

   Ещё вчера под окнами –

ни одного цветка.

Но – вот они, как локоны,

три ярких завитка.

Как огненные локоны,

над зеленью листка

горят, горят под окнами

три огненных прыжка.

   Природа, как орган живой,

льёт музыку в окно.

Так радостно-оранжево

мне не было давно.

   И что ж сижу на стуле я,

когда душа поёт:

«Ах, как цветёт настурция!

Ну как она цветёт!

Как огненные локоны,

видны издалека

под окнами, под окнами,

три огненных цветка».

   Эй, друг, ты что насупился?

Мол, дел – невпроворот?

Смотри – цветёт настурция.

Ах, как она цветёт!