«СТРОКА… СПАСЕНИЕ… СУДЬБА…»

«СТРОКА… СПАСЕНИЕ… СУДЬБА…»

Творчество Анатолия Аврутина

в современной литературной критике

Огромный мир по-прежнему не тих…

Николай Рубцов.

   Общеизвестно, чем значимей поэт, тем сложнее определить главные приоритеты в его творчестве, но именно этим он притягателен и интересен. Мы не перестаем открывать для себя что-то новое, потому что подлинный художник слова всегда неисчерпаем. Анатолий Аврутин из плеяды подобных мастеров поэзии, о которых можно говорить бесконечно. «Поэзия Аврутина не просто загадочна, – она и расшифровывает загадки – загадки мира и вселенной – достоверным языком метафор. <…> И словно бы под невидимой палочкой дирижера все обретает свой музыкальный голос – поют рассветы и закаты, звезды и камни, мертвые и живые… Но в многоголосом хоре явственно проступает скорбная нота сострадания – сострадания ко всему живому…» – чувствуя космическое волшебство его стихов, проникновенно писал о нем русский поэт Вениамин Блаженный. А ведь чудеса случаются! Пройдут годы, и в третьем тысячелетии название "Поэт Анатолий Аврутин" будет присвоено звезде в Созвездии Рака. 

     Многих писателей, публицистов, переводчиков, профессиональных литературоведов, занимающихся научными изысканиями, творчество Анатолия Аврутина притягивает своей извечной тайной. Каждый из них, говоря о его поэзии, пытается привнести в эту тему собственное видение, нечто глубоко индивидуальное. Полифония голосов достаточно разнообразна, неизбежны и повторы, высвечивающие общие, неплохо изученные, художественные стороны произведений поэта. Писателей отличает более образный и чувственный язык эмоций, но зато искушенные в литературных направлениях и стилях критики умеют преподнести тот же материал гораздо интеллектуальнее и глубже. В разных подходах как раз и проявляется истина.

     Время удаляет и одновременно укрупняет образ писателя, обозначая первостепенное в его биографии и судьбе. Накануне 70-летия поэта издана монография «Спешите медленнее жить…», посвященная его жизни и творчеству. Автор данного труда – Мария Петровна Жигалова, известный ученый-лингвист в области дидактической филологии, профессор БрГТУ, заведующая научно-исследовательской лабораторией по социокультурным проблемам белорусско-польско-украинско-русского пограничья. Ей удалось уникально отразить всю многогранность, всю многокрасочность поэзии признанного художника слова, представив подробный анализ его творчества в широком социокультурном аспекте, учитывая его общечеловеческие и национальные нравственные ценности, необходимые нам в современном интеграционном обществе. Через призму социума Мария Жигалова зримо показывает, как талантливые стихи поэта становятся средством коммуникации между различными народами. Она оперирует большим количеством источников, но базовыми в написании монографии явились следующие отдельные издания: «А. Аврутин. Штрихи к творческому портрету», «А. Аврутин: судьба и творчество» (серия «Личность и время»), поэтический сборник «Просветление», ярко выражающий консолидацию двух литератур, куда вошли лучшие стихи поэта за последние сорок лет, а также и новые произведения.

     Уместно в очередной раз напомнить читателям: Анатолий Юрьевич Аврутин – лауреат многочисленных международных и республиканских литературных премий, обладатель авторитетных наград: медали Франциска Скорины, Золотой Есенинской медали, ордена В. Маяковского, медали выдающегося философа И. Ильина «За развитие русской мысли». Имя поэта внесено в десять российских и белорусских энциклопедий. В 2017 году за книгу поэзии «Просветление» он был удостоен Национальной литературной премии Республики Беларусь. Анатолий Юрьевич является членом-корреспондентом Российской Академии поэзии и Петровской Академии наук и искусств, почетным членом Союза писателей Беларуси. Конечно, это далеко не весь перечень наград и достижений, а лишь самое значимое. Он автор более двадцати поэтических сборников, изданных в России, Беларуси, Германии и Канаде. Вот наиболее памятные из них и общепризнанные: «Снегопад в июле», «Поворотный круг», «…От мира сего», «По другую сторону дыханья», «Суд богов», «Золоченая бездна», «Поверуй… Вспомни… Усомнись…», «Визитная карточка», «Неказистая Родина», «Неживая вода», «Наедине с молчанием», Свет вечерний…», «И свеча… И музыка… И взгляд», двухтомник «Времена», вышедший в Санкт-Петербурге. Буквально накануне столь знаменательной даты московский редакционно-издательский дом «Российский писатель» сделал юбилейный подарок для почитателей его таланта: им стала его новая книга избранного «Осенние плачи», включающая лучшие произведения, созданные поэтом за 45 лет творчества.

     Расширяет рамки литературной деятельности Анатолия Аврутина и его работа в качестве главного редактора литературно-художественного журнала «Новая Немига литературная», который он выпускает с 1999 года. Журнал объединяет соотечественников-литераторов близкого и дальнего зарубежья, а также авторов огромного постсоветского пространства, открывая лучшие имена русской словесности. Писатель и литературовед Анатолий Андреев, говоря о феномене русскоязычной литературы Беларуси, справедливо подчеркивает, что у нее до сих пор нет статуса, она находится в изоляции, несмотря на тесное взаимодействие культур, на взаимовлияние русской и белорусской литератур. Анатолий Аврутин соединяет в своем журнале различные национальные литературы. Хорошо сказал в книге «А. Аврутин: судьба и творчество» прозаик, поэт и критик Николай Коняеев о том, что «журнал, созданный Анатолием Аврутиным чем-то очень похож на его стихи, перечитывая которые ловишь себя на ощущении, что почти все, о чем пишет поэт, дорого и близко тебе, как часть твоей собственной жизни…» Анатолий Юрьевич умеет хранить и чтить гражданские традиции когда-то нашей единой и великой Державы. Будучи русским поэтом, он не сдает этих священных рубежей, хотя, увы, подобных патриотов слова и дела остались единицы!   

     Возвращаясь к монографии М. П. Жигаловой, необходимо отдать должное внимательному ученому, потому что она не просто проанализировала творчество Анатолия Аврутина, а показала, прежде всего, неразрывные связи и следование его поэзии традициям отечественной и мировой литератур. Центральное место в ее работе занимает сборник «Просветление», автор талантливо вовлекает читателя в мир поэзии А. Аврутина, в активную творческую дискуссию с самим поэтом. «Книга поэзии А. Аврутина «Просветление» – это живой и движущийся процесс, потому что она не только написана, но и с помощью читателя постоянно пишется жизнью, движется вместе с ней», – очень точно подмечает М. Жигалова, имея в виду ее непосредственные духовные ценности, ее коммуникативное, нравственно-психологическое и философско-эстетическое воздействие. Само название книги несет в себе ключевую идею – просветление, а для художника слова – озарение, прозрение.

     В поэзии А. Ю. Аврутина находят отражение все периоды человеческой жизни, поэтому ее можно сравнить с живым развивающимся организмом; весьма удачно и заглавие монографии о нем – «Спешите медленнее жить…», которое философским рефреном проходит сквозь ее литературно-художественное пространство, концентрируя наше внимание на мировоззренческом аспекте творчества поэта, создающем целостное восприятие мира, когда важно не только успеть сделать что-то значимое, но и мудро осмыслить жизнь, оставив позади все мелочное и сиюминутное.

Спешите медленнее жить

Покуда под ногами тропка,

Пока идётся не торопко –

Спешите медленнее жить.

Спешите медленнее жить,

Пока гнездо под крышей вьётся,

Покуда жизнь не оборвётся –

Спешите медленнее жить.

     Профессор М. Жигалова говорит о неповторимой уникальности текстов А. Аврутина, поскольку, по ее словам, в них сосредоточена «энергия общезначимых культурных проблем», отражена правда, искреннее желание понять друг друга при любых жизненных обстоятельствах. Подтверждение этому – сугубо личностные и в то же время всеобъемлющие стихи «Баба Эйдля» из его цикла «Автодоровка. Детство», где старая женщина, потерявшая во время войны свою семью, смогла сохранить в себе добро, не озлобиться душой, пожалев пленного немца: «<…> Лишь однажды, ступая сутуло, / В сотый раз перерыв огород, / Две картошки ему протянула… / Немец взял и заплакал: «Майн гот!..» И воистину правдиво известное высказывание, которое приводит М. Жигалова: «Все души говорят на одном языке». Особенно пронзает последняя строфа стихотворения, когда баба Эйдля, вернувшись домой, несмотря на осуждение соседей за свой поступок, никого и ничего уже не страшась в этой жизни, «растопила незряче / Печку торфом, что фриц удружил… / И зашлась удушающим плачем, / А над крышами пепел кружил…» И завершающая строка медленно убивает глубинной метафоричностью… Страшный пепел ее еврейской судьбы, пепел всех мертвых и нерожденных, которых поглотила война, удушающий пепел, не дающий спокойно жить живым. В пространстве текстов автора множество таких строк, что обрели свою независимую жизнь, убедительно говоря о подлинной высоте поэтического искусства. И это невозможно оспорить. Здесь и история сапожника, которому «в сорок пятом» «трудно жилось», вмещающая в себя «целую повесть человеческой судьбы», как заметил писатель Иван Сабило, хотя стихи совсем небольшие, но о каких благородных чувствах, владеющих душой бедного, изнуренного лишениями сапожника, они нам рассказывают, опять же, благодаря таланту поэта! Здесь нет морализаторства, а лишь желание разделить нелегкое бремя лихолетья, выпавшее на долю того военного поколения. Почему эти простые и незамысловатые стихи так близки к шедеврам? Может от того, что в них тонко сходятся два стилевых подхода – обыденное и высокое.

     Привлекает образный и эмоциональный язык монографии, что крайне редко свойственно научным работам. М. П. Жигалова подошла самобытно к литературоведческому анализу, проявив сотворчество и став в чем-то даже соавтором поэзии А. Аврутина. Она учит вдумчивому прочтению произведений, их мудрому пониманию. К примеру, в таких достаточно сложных стихах, как «Чёрный свет», заключающих в своем заглавии оксюморон, опытный критик, идя от одной строки к другой и распутывая их словесные нити, словно вскрывает таинственный поэтический код, высвечивая и автобиографический элемент и находя универсальные смыслы бытия, а главное, видит сильные позиции стиха, видит надежду и свет. У каждого поэта, если задаться литературоведческой целью, отыщется и своя «черная речка», и свой «черный человек», и даже «Черный Всадник», позаимствованный из русского фольклора. Аллегорический собирательный образ «черного» неотступно преследует всех творцов.  

   Многотематическое творчество А. Аврутина можно условно отнести к широкому диапазону проблем, которых касается его авторское перо: история, Родина, жизнь и смерть, судьба художника слова, любовь и вечность. Пожалуй, впервые из всех литераторов, пишущих об А. Аврутине, М. Жигалова рассматривает его произведения исключительно в классическом ключе русской критики, последовательно и выверено. Целый пласт поэзии автора она обозначает так: «Родина и народ в творчестве А. Аврутина», именно это и является доминирующей составляющей его творчества, изучение которого она не мыслит вне глобальных процессов, происходящих в обществе. Вполне естественно, что тут проявляются и национальные реалии, и этнические особенности, присущие нашим славянским культурам, ведь некоторые стихи, а их и немало у поэта, родились на сплетении двух языков, как прекрасное произведение, посвященное белорусскому писателю Пимену Панченко, поэтически обогащенное за счет вкрапления мелодичных белорусизмов. 

Зелёный край… Щемящие слова:

«Калыска», «ветах», «спадчына», «Радзіма»…

Кружится и кружится голова

От слов почти что непереводимых.

О Родина! О русский мой язык!

Когда в жару мне хочется напиться,

Не даст от жажды умереть родник –

Мой лучший друг зовёт его Крыніцай.

“Счастье творчества как раз и заключается в возможности использования славянского двуязычия”, – убеждена М. Жигалова, обращая внимание на слияние и взаимопроникновение русской и белорусской литератур в творчестве А. Аврутина. Это свидетельствует и о внутренней культуре самого поэта, приятии им чужих взглядов. Хорошо владея белорусским языком, он пишет на русском, “великий и могучий” вошел в него своими корнями. Не зря выдающийся писатель-философ Ф. М. Достоевский полагал, что “на глубину мысли и на высшую жизнь в слове нужен именно родной язык – тот, с которым люди родятся, на котором думают и говорят с детства”. Тогда слово становится жизнью и судьбой поэта, судьбой его народа, ждущего этого сокровенного слова. “Родина – это когда бескрыл, / Но всё равно летишь. / Родина – это святых могил / Предгрозовая тишь”, – вот они строки любви к родной земле, так созвучные пушкинским, когда “дым отечества нам сладок и приятен…”  И поэт не мудрствует излишне, для него истина ясна и предельно понятна: “Отчизна – это Русь и Пушкин… / Да белый ангел у плеча”.  Не счесть у А. Аврутина и стихов о России. “Вдали от России / непросто быть русским поэтом, / Непросто Россию / вдали от России беречь.  / Быть крови нерусской… / И русским являться при этом, / Катая под горлом великую русскую речь”, – не обойтись без горьких противоречий и без вечной двойственности, этой неизменной спутницы, сопровождающей поэта.

     “Из тёмных недр Истории самой…” прорываются к свету его лиро-эпические произведения, где всегда центральный герой драмы – человек, стоящий над событиями века. И неутомимый скрупулезный исследователь М. Жигалова вовлекает нас в непростую систему значений, образов и символов поэтики А. Аврутина, раскрывая их смыслообразующую природу. Она тщательно и профессионально работает со словом, погружая читателя в художественную ткань стиха, при этом не переставая удивлять выразительными средствами и богатством его поэтического языка. Не секрет, что личность самого поэта в большей степени определяет и его поэзию, это крайне архисложное дело жизни. А. Блок в своей статье “О назначении поэта” (1921) сформулировал следующее: “Роль поэта – не легкая и не веселая: она трагическая”. Точнее не скажешь. В известном смысле стихи А. Аврутина “В одном лице – и жертва, и палач…” стали в чем-то пророческими, вкрывающими и микро, и макромир поэта, его нравственно-эмоциональный опыт, на что указывает и М. Жигалова, поясняя структурную составляющую стиха – ярко выраженную антитезу. За плотью слова явственно проступает харизматичность и современность образа поэта, когда при всей его многоликости для него тесен земной свет.  

     Философичность в сочетании с живой и отзывчивой душой лирического героя в стихах А. Аврутина – еще один увлекательный этап творческих наблюдений М. Жигаловой. “Швырнули речке в душу камень, / Швырнули просто, не со зла. / По глади утренней кругами / Обида тихая пошла…” – всего лишь девять строк этого  стихотворения превращаются в ее аналитической интерпретации в настоящую поэму жизни. Далеко не каждый критик сможет так прочитать поэта! Эти стихи на самом деле удивительным образом вошли в нашу жизнь, их действительно читают практически на каждой творческой встрече. А лично мне приходят на память и дороги другие, из двухтомника “Времена”: “Голубые глаза воды / Отражают бездонье дня / И безбрежность неправоты, / Что обрушилась на меня. <…> Прокричу, что не стоишь ты, / Чтоб мутнели от чёрных слёз/ Голубые глаза воды, / Золотая печаль берёз…» – в них ощущается открытая боль главного героя, которого именно здесь и хочется назвать лирическим, потому что он по-есенински пронзителен и уязвим, он совсем незащищен от несправедливостей мира, от человеческого предательства. И поэт Валентина Поликанина в своих набросках к портрету Анатолия Аврутина, открыв его как художника контрастов, в то же время видит и его ранимость, что, безусловно, “свойственна только очень тонким натурам” (Анатолий Аврутин: судьба и творчество. – Минск, 2008).

      У Анатолия Аврутина есть стихи, которые однозначно воспринимаются как автобиографические. Человек, как правило, живет в двух эпохах. Послевоенному поколению, а к нему принадлежит и сам поэт,  пришлось преодолеть колоссальный слом противоречий, произошедший на стыке веков. Преодолеть и остаться в поэзии, достойно продолжив свой путь. Анатолий Аврутин великолепный мастер создания историй о той стране, откуда он родом, стране, что “осталась в двадцатом столетье”. Этому ушедшему и по-своему легендарному периоду истории посвящены его лучшие произведения. “Мы пришли в это мир / Из холодных квартир… / Где динамик хрипел от темна до темна / И нигде его не выключали… // А теперь ни динамиков нет, ни святынь… / И давно нет в быту керосина…” – такова нынче реальность, к ней у поэта особое отношение. Он философ, и, видимо, это его спасает. 

   Фиософский взгляд на мир и на природу вещей создают особую интригующую ауру, обволакивающую поэзию автора. “Пишу всегда для себя. Иногда написанное становится нужно другим. Тогда и появляется в лице читателя собеседник, друг, слушатель. А если не появляется, то значит у самого автора что-то не то с душой…”– откровенно признается он. Подобный результат тесного взаимодействия философии и литературы обозначился в одном из очерков “Трансформация мемуарного жанра” в книге “Философы и историки Лосские: диалог культур и цивилизаций”, где на примере творчества философов Лосских и их белорусских последователей рассматривается новая форма философской биографии-исповеди, и, в частности, сравнительно новым жанром мемуарной литературы Беларуси явились философско-поэтические произведения Анатолия Аврутина. Аналитическим предметом разговора стал его двухтомник “Времена”. Выдающийся ученый Николай Лосский, анализируя причинные связи между явлениями, происходящими во вселенной, обладал широкой интеллектуальной и внутренней интуицией. Философию он определял как науку о целостном органическом миропонимании. Пространственное единство присуще и поэзии Анатолия Аврутина, когда он из “осколков разбитого века”, из отдельных частей также собирает целое, творит из хаоса единую поэтическую гармонию.

Так будет впредь… Так было испокон.

В свой век глагол глаголеть бесполезно.

В несмелом вдохе – детский полусон,

Но в выдохе – клокочущая бездна.

     Поэту дано уловить тончайшие нюансы чужих переживаний. Он знаток человеческих душ, зорко подмечающий как хорошие, так и их слабые стороны. На это коммуникативное свойство поэзии автора обращает внимание и професор М. Жигалова, касаясь любовной тематики в его стихах. Она выделяет “мотив неразделенной любви”, проходящий в текстах сквозной линией, замечая, что “любовь и боль у А. Аврутина – это две вещи, которые всегда идут вместе”. На протяжении полувека пишет он лирику любви, пишет так, что каждая женщина в его стихах узнает себя, находит частичку своей души. Запечатлел поэт и горестный образ женщины-солдатки, лишенной любви, передав всю ее бездонную боль одиночества и невыносимой тоски в стихах о Грушевке, что поистине стал образом-символом, тогда даже и не подозревая, что эти стихи будут народными, прочно войдут в отечественную литературу, благодаря своей гениальной простоте, будут живым свидетельством самой истории.

Стирали на Грушевке бабы,

Подолы чуток подоткнув.

Водою осенней, озяблой

Смывая с одёжки войну.

Заключительные две строки признанный мэтр петербургской поэзии Глеб Горбовский назвал гениальными:

И дружно глазами тоскуя,

Глядели сквозь влажную даль

На ту, что рубаху мужскую

В тугую крутила спираль…

Сегодня все критики в один голос дружно озвучивают их, обращаясь к военному прошлому, попутно находя и другие давние произведения автора, тематически близкие “Грушевке”.

      Толковать поэзию А. Аврутина о любви можно долго, нескончаемо. Она по-прежнему остается тайной, заключающей в себе века, тайной, повторяющейся в цикличной непрерывности бытия. Любовь – обретение, устремленное к бесконечности существования. Волнующие и трогательные женские образы, созданные автором, вошли в нашу жизнь, став определением настоящих ценностей: «Эта мудрость веками завещана / И правдива который уж век: / «Посмотрите, какая с ним женщина, / И поймёте, какой человек…» Преодолевая время и пространство, любовь у поэта всегда устремляется в вечность, как в этих загадочных стихах, покоривших наши сердца навсегда.  

Завершив конечный путь земной,

Тихо растворившись в мирозданье,

Мы, родная, встретимся с тобой

По другую сторону дыханья…

И услышим снова голоса

Тех людей, что ме недолюбили.

Вновь гвоздика вспыхнет в волосах

Под свеченье яблоневой пыли…

     Творчество А. Ю. Аврутина с 2006-2007 учебного года года изучается в средних школах Беларуси по программе русской литературы. И сегодня, когда умами все активней управляет маскультура, когда глобализация с ее постмодернистскими направлениями выхолащивает человеческие души, неизменная классическая традиция остается животворящим родником,  она, словно “луч света в темном царстве”, помогает разрешать проблемные ситуации нашей действительности. “Стихи Анатолия Аврутина воспринимаются учащимися как энциклопедия жизни, потому что в них можно найти ответы на многие вопросы бытия”, – уверена М. П. Жигалова, имея более чем двадцатилетний учительский стаж, а также немалый преподавательский в высших учебных заведениях. Она, основываясь на методико-практических разработках, а также на непосредственном живом общении с учениками, подтверждает значение воздействия поэзии на юные души. Исходя из социоопросов, организованных  среди определенных групп старшеклассников, которым было предложено несколько стихов поэта, мы узнаем, что 68 процентов из них назвали для себя определяющими – известные стихи “Грушевка”, заставившие серьезно задуматься о жизни, о судьбе человека, об истории нашей страны. Молодое поколение привлекает в произведениях поэта легкая ирония, почти пушкинский юмор, сглаживающий дисгармонию мира, добродушный смех, не унижающий человеческого достоинства, возможно, даже в чем-то грустный юмор Гоголя, ведь комическое и трагическое ходят рядом. Просто поразительно! Значит надежда есть! Применяя творческий подход, не исключающий и определенной дидактичности, владея креативными методами в теории и практике обучения, М. Жигалова делает конкретные выводы о сближении литературы с жизнью, ведь литературу во все времена считали учебником жизни, потому что она, напоминает нам исследователь старую истину,  – “своим содержанием имеет жизнь”.

     Межкультурная коммуникация, активно меняющая многоязыковую картину мира, наиболее ярко проявляется в переводах. Для А. Аврутина переводы – это тоже вдохновенное творчество. М. Жигалова концентрирует внимание на национально-культурной специфике его переводов, углубленно и всесторонне представляя их тематический спектр. Еще А. С. Пушкин говорил, что переводчики  – “почтовые лошади просвещения”. Если рискнуть это высказывание перевести на современный язык, то переводчик в наши дни – коммуникативный носитель и новых информационных технологий.

    “Высокое искусство” находил в переводах К. Чуковский, видя в них “автопортрет переводчика”, его особый редкий талант. А Л. Гинзбург писал: “От одного слова зависит подчас не только судьба перевода, но и творческая судьба самого переводчика”.

    А. Аврутин сохраняет в переводах свой индивидуальный почерк, по мнению М. Жигаловой, он сохраняет связь языка и национальной культуры, чутко ощущая оригинал. Достойны восхищения его переводы из античности, убедительное доказательство – “Пифагорейские золотые стихи”, великолепно воплотившие “эпоху титанов” и мудрецов Древней Греции, увековечившие, свойственное ей застывшее движение и незыблемое совершенство линий, – все универсальное в литературе. А. Аврутин артистично перевоплощается в переводимого автора, но как мастер стиха привносит и свой стиль в переводимые тексты. Сейчас стали особенно важны переводы для малых народов, хотя в этом моменте – переводы вещь коварная. Потрясающе он сделал переводы произведений поэта, скульптора и музыканта, Хизри Асадулаева, уроженца дагестанского села Карата. Нельзя не сказать о его стихах “Горская быль”, ведь благодаря А. Аврутину, они открывают новую страницу Великой Отечественной войны, когда на первый план выходит душа человека, когда вопреки противоречиям войны, разделяющим людей, торжествует всепобеждающая сила чувств. И М. Жигалова права, утверждая, что “авторское слово Анатолия Аврутина, светлое и радостное, гневное и грустное, набатное и мягкое, все уверенней звучит не только в Беларуси, но и далеко за ее пределами”.

     Уместно в данном случае упомянуть и статью “Поэтические откровения Анатолия Аврутина” прозаика, режиссера Александра Чекменева, который погружает нас в неповторимый мир его переводов (книга “А. Аврутин: судьба и творчество”). Он приводит образные и наглядные примеры, цитирует всевозможные тексты, сопоставляя аналогичные переводы А. Аврутина и других авторов. М. Жигалова тоже говорит о том, что его белорусские переводы становятся “полноценным стихом руусской поэзии”. А. Чекменев, усиливая акцент на аврутинском “чеканном, почти скульптурном стихе” в белорусских переводах, отмечает его стопроцентное соответсвие оригиналу,  это – “брак двух языков”, который невозможно расторгнуть. Жаль, что объемы публикации не позволяют воспроизвести эти примеры, но прочитав А. Чекменева, – вы убедитесь сами, как А. Аврутин может воссоздавать поэзию!       Хороший вкус в выборе переводимых авторов, талант и умение поэта преодолевать фактуру текста выделяет и писатель, журналист В. Поликанина. Поэт-песенник, драматург Л. Куклин в статье “Золотая пора мастерства” также закономерно восторгался аврутинскими переводами из античности: Гораций, Катулл, Марцилл, Овидий, Сафо – исключительные имена, при этом он подчеркивал и его виртуозность аллитераций, и его художественную оригинальность реминисценций. (книга “А. Аврутин: судьба и творчество).

     Обозначив универсальность поэзии А. Аврутина, выявив традиционные классические стороны его произведений, М. Жигаловой удалось, в отличие от остальных критиков, придать творчеству автора глобальный, общезначимый характер. Сборник “Просветление” поднимает нас над бренностью жизни, поднимает до поэтического озарения, до этого восхитительного мига пушкинского просветления, когда мысль поэта о добре и любви исходит из внутреннего света, освещая и мир наших душ.    

     Необычность поэтических образов автора не могла не притянуть к себе и пристального взгляда российского критика, публициста Вячеслава Лютого, о чем он весьма харизматично говорит в своем предисловии – “Птица с перебитым крылом” (Отчаяние и надежда в поэзии Анатолия Аврутина), предваряя им книгу “Просветление”. Вот, что он пишет: “В настоящее время стихи Анатолия Аврутина публикуются практически во всех значимых русских толстых журналах. Автору присуждаются литературные премии, солидные поэтические альманахи не могут обойтись без его имени. Вместе с тем загадка интонации и противоречивый образ лирического героя Аврутина требуют не то чтобы расшифровки, но внимания и вглядывания критического ока”.  И, вне сомнения, Вячеслав Лютый точно угадывает  аврутинское состояние, его извечное “борение духа, когда душа идет “на излом”, подмечая и такую существенную деталь, что “одни стихотворения кажутся написанными наперекор другим его вещам”. В насыщенной метафоричности за тревожным образом птицы проступает и образ самого поэта, и мы вместе с ним как будто попадаем в некую неоднозначную двойственную ситуацию.

Всё чистила перья какя-то странная птица,

И била о стекла своим  перебитым крылом.

Как будто кричала, что может ещё пригодится

В то жуткое время, что тоже пошло на излом.

Но поэзия А. Аврутина дает и надежду, и В. Лютый не исключает у его героя присутствия спасительного ощущения, когда “светло и одиноко”. А может и судьба поэта, сродни образу вещих птиц, соединяющих земное и небесное? “Значит, мне старые книги листать, / В небе выискивать Светлые пятна. / Значит, мне с птицами вдаль улетать. / Точно не зная – вернусь ли обратно?..” – невольно задумываешься над этими строками, пронизанными возвышенной печалью, безмерным великодушием к миру, ко всему дорогому на этой земле. Кто он поэт, не вечный ли странник, рожденный для того, чтобы преодолевать разные миры и пространства, бросая вызов неумолимому времени?

     Гораздо раньше других обратила внимание на присутсвие в стихах автора символического образа птиц, меняющих свои лики в текучести времени, поэт и критик Валентина Ефимовская в статье “Откуда этот свет неяркий?” (книга “А. Аврутин: судьба и творчество”). Она выделила цветовую гамму – черную и белую – два контрастных цвета, с которыми работает поэт, и, используя которые, можно добиться большего психологического эффекта, чем владея порой самой изощренной цветовой палитрой. Анатолий Аврутин и не стремится к внешней красивости в своих стихах, ему и не нужно ничего приукрашивать, да и сюжеты его далеки от надуманного. “Но трепетную душу поэта не обманешь. Она – зоркая, чувствительная птица”, – не ускользает истина от вдумчивого критика, метафизически ощущающего надмирное протранство его поэзии, не имеющей привычных границ и измерений. “Прокурлычит душа над ухабами и косогорами…” – уносясь ввысь, туда, где, как пишет В. Ефимовская, словно дополняя автора, “сияет свет бессмертия”.

     Загадочный феномен поэзии Анатолия Аврутина не понять, если не обратиться и к концептуальным заметкам писателя, доктора филологических наук, профессора и литературоведа А. Н. Андреева. Его статья “Осколки целого… Поэзия… Гармония” стала предисловием к книге поэта “Наедине с молчанием”, изданной в 2007 году. Эта обширная интеллектуальная статья включена и в книгу литературной критики, которая неоднократно уже упоминалась – “А. Аврутин: судьба и творчество”, в каком-то смысле, – судьбоносную в жизни поэта. Классик всегда обречен на гармонию, хочет он того или нет. В эпицентре его произведений – человек и он сам. Источником достижения единства, что требует от творца колоссальных сил и энергии, становится любовь к жизни во всех ее проявлениях и противоречиях. И он порой любит эту горькую жизнь больше, чем даже ее смысл.   

   Профессор А. Н. Андреев один из первых открыл главную идею поэзии А. Аврутина, вокруг которой и выстраиваются ключевые смыслы и архетипы, наполняющие его творчество. “Аврутинская непостижимость – это и есть модус поэзии”, – считает он. И далее поясняет, что  “суть аврутинской ментальности” сконцентрирована в маленьком шедевре, на его взгляд, лучших стихах поэта. Здесь реально именно тот случай, когда  пересекается все: и игра ума, и эстетическое наслаждение, и необъяснимое чувство какой-то сладостной боли, не дающей потерять последнюю связь с этой жизнью, такой мучительной, но и одновременно, такой божественно неповторимой.

Скупой слезой двоя усталый взгляд,

Вобрал зрачок проулок заоконный.

И снова взгляд растерянно двоят

В биноклик слез забившиеся клены.

Через слезу до клена – полруки,

Пол трепетного жеста, полкасанья…

Сбежит слеза… И снова далеки

Вода и твердь, грехи и покаянья.

Вот так всегда…

Как странен этот мир,

Как суть его божественно-двояка!

Вглядишься вдаль – вот идол… вот кумир…

Взглянешь назад – ни памяти… ни знака.

      «<…> Двоякая суть, маргинальность, диалектичность – это и есть сокровенный аврутинский угол зрения на мир», – убежден А. Андреев, видя в ней «философское начало», невозможное без целостного представления о мире. Вот он закон философии! «Феномен двоякости» – безграничная интереснейшая тема в творчестве А. Аврутина, открывающая обширное поле для литературно-критической деятельности, думаю, что она еще ждет своего дальнейшего и большого исследования. А. Андреев лишь приподнял эту глыбу, за которой открывается – «клокочущая бездна»! И поэт, как будто «вышивает бисером противоречий по холстине жизни», – на языке поэзии представляет литературовед цепь образных аврутинских сравнений. «Святой и грешник… / Многоликий Я…» – двойственный образ в известных стихах «В одном лице – и жертва, и палач…» – наглядная картина неразрешимых жизненных проблем, довлеющих над миром и над человеком, постоянно ставящих его перед выбором. В Новом Завете сказано: «Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1, 8). Но только в противоречиях и кроется истина. «Две истины, две печали, / Две сущности бытия», – поэт словно обрекает себя на поиски чего-то запредельного. Как тут не вспомнить великого Пушкина и его стихи, где есть такие строки: «И опыт, сын ошибок трудных, / И гений, парадоксов друг…». Не из этой ли парадоксальности и соткана поэзия А. Аврутина?       

     Впрочем, тайна поэзии и заключается в двойственности: ее изначальное нежелание быть загадкой и в то же время ее непостижимость, составляющие это столь своеобразное сочетание. Совмещение, равноправность противоположных полюсов, притягивающих друг друга, и создают гармонию стиха. «На А. Аврутина следовало бы посмотреть и в контексте русской поэзии Беларуси XIX–XX веков, и в контексте русской поэзии XIX–XX веков. Аврутин поднял такую тему, которая делает тему «Аврутин» неисчерпаемой», – пишет А. Андреев, не умаляя значимости поэта в сопоставлении с тем же И. Бродским. В одном из своих рассказов «Собор Гауди», посвященному искусству, писатель А. Андреев маргинально говорит о том, что бывает «жизнетворчество» и бывает обычная красивая «игра» в творчество. Но для А. Аврутина поэзия не стала лишь манерой самовыражения, она для него – спасительное «жизнетворчество». «У Аврутина есть стиль», – подчеркивает А. Андреев, а стиль, как известно, – это «визитная карточка» каждого художника слова. А. Аврутин обладает очень личностным, единственным почерком, своим уверенным голосом, своей философичной интонацией, сострадательной и проникновенной.

Чуть растекаются лучи,

Двоясь в металле.

Гляжу на огонёк свечи

И в Зазеркалье.

В потустороннем, голубом,

Слились просторе:

Свеча, мерцая над столом,

И тень на шторе.

Так и сливаются, двоясь,

Живое с вечным…

Слаба таинственная связь,

Сгорают свечи.

     Крайне любопытна и разносторонняя статья «Сквозь сумрак времён» российского поэта Светланы Сырневой, существенно дополняющая образ художника слова, в которой она обращается к самому странному, окутанному тайной, в чем-то мистическому, периоду в русской культуре и искусстве – Серебряному веку, концептуально прослеживая стилистические параллели – «Блок и Аврутин». Тревожный, переломный век, наполненный трагизмом, как в зеркале отразился в творчестве А. Аврутина. Он давно сроднился с этим веком, «где вся политика – Есенин, / А вся величественность – Блок <…> Где слово – высшее бунтарство, / И жизнь, и музыка, и свет…»

     «Один поэт читает другого поэта. Читает ночами, читает «истово», примеряя на себя его судьбу: «Я тоже бы принял чужого младенца, // Когда бы младенца она принесла» <…> С блоковских времен прошло сто лет, и России понадобился новый трагический голос в поэзии. Не читатель, а собеседник Блока, Анатолий Аврутин преодолевает время и перекликается с любимым поэтом в своих мыслях о Родине», – пишет С. Сырнева. Но Аврутину уже гораздо сложнее, чем Блоку, осмысливать и впитывать исторический опыт, ведь он причастен и к событиям новейшей истории, почти не оставляющей нам иллюзорных надежд. «Есть два понятья – Родина и смерть, / Которые почти неразделимы…» – как приговор, как судьба звучат его строки, когда иного не дано, он будто слышит пророческий голос Блока. На этот счет весьма наблюдательна и нешаблонна находка писателя, журналиста Юрия Сапожкова в философском очерке «Солнце второй половины дня», увидевшего в поэзии Блока – «замкнутый круг», а у Аврутина – выход из него» (книга А. Аврутин: судьба и творчество»).

     «Ему выпала не самая легкая задача – пронести классическую лиру «сквозь сумрак времён», быть провидцем и стоиком в чуждой ему по духу стихии. Но рукописи не горят, и жизнь не окончена», – а значит, в чем нет сомнений и у С. Сырневой, нам всем остается надежда и вера, исходящая от пронзительной строки поэта. «И пусть не меркнут в толще лет, / Средь лжи и смрада, / Свеча-закат, свеча-рассвет, / Свеча-отрада…»  

     Обратимся вновь к книге «А. Аврутин: судьба и творчество», чтобы выделить наиболее характерные черты его поэзии. Так писатель А. Чекменев полагает, что «серебряный век» – корни поэзии Аврутина, но «творческая манера – «золотой век». Разумеется, это очень важное дополнение, ведь настоящая традиция, подобна вертикали в своем поступательном движении и развитии, если же на лицо – подражание, прямое повторение чужого, то это уже – горизонталь, свидетельство аморфности и безжизненности художественного текста. Сборник Анатолия Аврутина «Просветление», впечатляя своими хронологическими рамками, дает нам уникальную возможность проследить развитие поэтической мысли автора, поэтического мастерства, что возрастало и набирало силу от одного сборника к другому, дает возможность ощутить, что при этом сохранилась острота чувств, сохранилась его душа, способная страдать и любить. Поэт долго шел к своему пушкинскому свету: «И свет лучится между строк, / Мой свет тревожный…» – напишет он, связав в творчестве русскую традицию XIX века и начала XX века.

      Прозаик и публицист Иван Сабило, юность которого прошла в Минске, в своем первом романе «Открытый ринг» – зеркале того поколения 50-60-х годов ХХ столетия, охватывающем более полувека, вспоминает и «Чыгуначную», главную «железную» улицу, вспоминает и Анатолия Аврутина, даже то, что он писал стихи. Спустя годы, друг детства, ныне известный в России писатель, а тогда лучший боксер Грушевки, в знак памяти о тех легендарных годах назовет свой очерк о нем – «Мальчишка с того перекрестка…» Это было послевоенное время, где главным считалось отношение к труду, их отцы были железнодорожниками. «Здесь наиболее ценили правду и старались жить по совести», – подчеркивает И. Сабило. И для него остается по-прежнему важным – реалистичность письма А. Аврутина. Неслучайно у поэта тот период жизни, связанный с Товарной станцией, Автодоровским переулком воплотился в незабываемые циклы стихов-историй: «Автодоровка. Детство», которые он непосредственно посвящает давнему другу, «Автодоровский переулок», «Грушевский поселок», а первый сборник стихов он символично назовет «Поворотный круг». «Поворотный круг – символ поселка Грушевка, как поворот судьбы, как спираль истории», как «жизни поворотное кольцо», – скажет о нем в одном из своих интервью с поэтом минский журналист Елена Авринская.

     Характеризуя поэзию А. Аврутина, писатель и критик И. Сабило пришел к твердому убеждению, что реалистичность – благодатная почва сюжетных стихов поэта, искрометных и задушевных. Реализм – путь к правде, ее дыхание, и для каждого автора необходимо сблизить литературный процесс с действительностью. «Я считаю, что лучше направления, чем реализм, в искусстве не придумали», – подтверждает и сам Анатолий Аврутин. «Есть родимая стежка – одна среди тысяч дорог», – эту неизменную правду подтверждают и его реалистичные стихи.

     Хорошо сказал в своей статье «Три времени Анатолия Аврутина» известный белорусский писатель, литературовед, доктор филологических наук, академик НАН Беларуси Владимир Гниломедов: «Анатолия Аврутина по-прежнему интересует сущность вещей, сущность мира, сущность человеческих чувств. Им руководит необходимость, обостренная временем до болезненности, отыскать истину, неотделимую от высокой нравственности и красоты, подняться до поэтического озарения. Он по-прежнему верит, что поэзия врачует людские души».

     Алесь Мартинович, критик, лауреат Государственной премии Республики Беларусь в очерке-эссе «Неповторимая музыка слова» смог разглядеть искомое в поэзии Анатолия Аврутина, в ней, по его мнению, «нет ненужной образной усложненности», «нет лишних строк, в них он умеет вместить бесконечное», а самое удивительное, что он уже тогда увидел этот аврутинский «лучезарный свет». Но случайного не бывает, о чем часто говорит и сам поэт. Через десять лет выйдет его книга «Просветление» – итог многолетнего труда, правда, далеко не окончательный, потому что всегда остается произведение, которое еще не написано, не сотворено, ибо творчество и поэзия нескончаемы.  

     И Аатолий Аврутин, несмотря на нашу технократическую и компьютерную эпоху, и в новом веке – исключительно современен. Его стихи выдержали проверку временем, будучи поэтом-гражданином, он не предал главных славянских идеалов и святынь. Не претендуя на вселенскую значимость, автор продолжает свой диалог с мирозданием: «И кем ты стал – решит эпоха, / А вечность – кем не стал решит…» – потому что каждый подлинный поэт несет в себе свой «высший суд». К чему бы не прикоснулось его судьбоносное перо – все получается глобально и масштабно. Став творцом Времени, Истории, он не может не ощущать, как рядом проходит Вечность, проходит мимо него, и поэт устремляется в след за ней, устремляется в неизвестность, так напоминая героев с полотен Шагала, постигших что-то неземное, там, «по другую сторону дыхания»:

…Ты лишь взлетишь над серыми домами,

Раздвинув грудью сизые дымы,

Неся в груди какой-то странный пламень

И выдох взяв у вечности взаймы

Да, такова непостижимая природа его поэтики. Даже в этих четырех строках – художник слова смог вместить целый мир. Появившись на свет «на самой смурной из планет», Анатолий Аврутин летит к свой далекой звезде, к своей космической тайне, зная, что однажды непременно вернется обратно, вернется на эту горькую, странную, но такую любимую им землю.

Использованная литература:

1. Аврутин, А. Ю. Просветление: книга поэзии / А. Ю. Аврутин. – Минск: Народна асвета, 2016. – 463.
2. Аврутин, А. Ю. Времена: избран. стихи и переводы в двух томах / А. Ю. Аврутин. – СПб: Издательство писателей «Дума», 2013. – 272.
3. Аврутин, А. Ю. По другую сторону дыхания: книга поэзии / А. Ю. Аврутин. – Минск: Мастацкая літаратура, 1998. – 311.
4. Жигалова, М. П. «Спешите медленнее жить…». А. Ю. Аврутин: жизнь и творчество: монография / М. П. Жигалова. – Брест: Издательство БрГТУ, 2018. – 164.
5. Анатолий Аврутин: судьба и творчество / сост. А. Н. Андреев. – Минск: Четыре четверти, 2008. – 192. – (Серия: «Личность и время»).
6. Иванов, А. В. Русская изящная словесность Беларуси / А. В. Иванов // Русские в Беларуси. – Минск: Макбел, 2010. – с. 150–161.
7. Воробьева, Л. А. Лянькевич, Г. Ч. Трасформация форм мемуарного жанра (на примере творчества философов Лосских и их белорусских последователей) / Л. А. Воробьева, Г. Ч. Лянькевич  // Философы и историки Лосские: диалог культур и цивилизаций. – Минск: Право и экономика, 2017. – с. 159–167.
8. Воробьева, Л. А. «Как скоротечна летопись Отчизны…». (О двухтомнике поэзии «Времена») / Л. А. Воробьева // Душа слова: литературная критика – Минск: Издатель А. Н. Вараксин, 2015. – с. 100–119. – (Серия: «Библиотека Минского городского отделения Союза писателей Беларуси»).
9. Воробьева, Л. А. «Кого я в юности любил…». Лирика любви в произведениях А. Аврутина / Л. А. Воробьева // Время жизни, любви и подвига: литературно-художественный анализ творчества современных авторов – Минск: Издатель А. Н. Вараксин, 2016. – с. 282–287.
10. Сырнева, С. А. «Сквозь сумрак времён…». Штрихи к творческому портрету А. Аврутина / С. А. Сырнева // Невский альманах. – 2016. – №2(88). – с. 121–123.
11. Авринская, Е. «Лестницы жизни, шпалы – ступени…» / Е. Авринская // Вечерний Минск. – 2011. – №82, 21 июля. – с. 7.
12. Авринская, Е. Чтобы Грушевку помнили / Е. Авринская // Минский курьер. – 2012. – май.
13. Чуковский, К. И. Высокое искусство / К. И. Чуковский. – М.: Советский писатель, 1988. – 352.