«Стать Человеком»

Памяти Виктора Мустафовича Чекирова (11.02.1939 – 17.06.2016)

Размышления над книгой Виктора Чекирова «Военные повести и рассказы»

Скажи мне, мама, сколько лет на свете / Мы будем жить у Господа в раю,

Не ведая о горе и о смерти / И теша душу детскую свою?..

И разве не вернется ликованье, / В блаженный мир счастливой новизны

Тоскливый голос прежнего страданья / И не приснятся нам былые сны?..

Вениамин Блаженный.

Жизнь – вечная память былого

Светлана Евсеева.

Все дальше и дальше уходит от нас трагический и великий сорок первый. Но по-прежнему продолжают открываться неизвестные факты истории Великой Отечественной войны. Казалось бы, что нового можно добавить к уже сказанному? «Большое видится на расстоянии», – гениально изрек в свое время Сергей Есенин. И оказывается на некоторые события все-таки можно взглянуть по-иному, можно испытать психологический шок, когда на страницах книги, словно на твоей ладони, вдруг начинает трепетно биться маленькое детское сердце, заполняя «живой болью» пульсирующее пространство листа, и твое собственное сердце подчиняется и отвечает его ритму, бьется в такт его нерву. Такую книгу, обжигающую разум и пронзающую душу нечеловеческим страданием, хотелось бы выделить из огромного потока литературы, посвященной войне. «Хлеб нашего детства» – определяющая, жизненно важная книга в творчестве воронежского писателя Виктора Мустафовича Чекирова, а точнее, русского писателя в высоком понимании этого значения, до последнего дыхания преданного Отчизне, книга – судьба, книга – потрясение, впечатляющая непостижимой автобиографической силой правды.

«Дети и война» – нет более ужасного сближения противоположных вещей на свете», – считал Александр Твардовский. Строки Виктора Чекирова из его повести «Хлеб нашего детства» – убедительное свидетельство этому: «Самой болевой точкой оказались дети и мать; война ударила по ним со всей жестокостью, а особо – по матери. Рвала материнское сердце страданиями детей. Дети оказались непереносимым ужасом матери». Произведение выдержано в строгой черно-белой палитре, но как отмечает писатель Евгений Носов, несмотря на нравственное повествование «о горестных годах», в нем «нет мрачности», а наоборот – присутствует «ясная вера в силу добра и человеческого духа».

Поколению третьего тысячелетия непросто погружаться в то военное время, хотя понимаешь, что это крайне необходимо, как никогда. Пылают войны на планете, буквально рядом, в соседней Украине, погибают братья славяне, и где гарантия, что завтра беда не войдет и в наш с вами дом? События той войны, 1941, не стали «преданиями старины глубокой», потому что были судьбоносными для всего мира. Тема патриотизма отнюдь не отвлеченная, сегодня она приобретает статус национальной идеи. Нам надо укрепить общенародную память, на которой возрастает грядущее, вернуть во всей полноте и мощи нашу Победу, носить ее в себе и праздновать вечно. Тяжесть памяти Великой Отечественной войны, живущая в нас, – наша духовная опора.

Ради Победы столько претерпело и вынесло поколение двадцатого века. «Я обвожу взглядом хату: четыре голые стены. Хоть шаром покати – ни еды, ни топки… Посредине – желтый потрескавшийся столб, опора времянки, символ нашей нужды», – скупо пишет Виктор Чекиров, вспоминая свое детство. Или еще: «Я вылезаю из угретого под одеялом тепла и сразу коченею… Тело невесомое, голова кружится, в хате холод собачий – пар изо рта, как от паровоза… Я беру со стола ножик, приседаю на корточки возле доски… Каждое утро отстругиваю от нее по щепочке. Щепочки соленые. Скелетик придумала, что это у нее леденцы, и мы лакомимся, замариваем червячка. Соль вкусна, как сахар, и чем солоней, тем вкусней. Мы богачи: доска большая, надолго хватит». А было ли оно у них, их детство, украденное войной? Они слишком рано взрослели, забывая о беззаботной легкости жизни.

Читая Виктора Чекирова, по-достоевски задумываешься над «слезой ребенка», пронзающей сердце, и «сквозь невидимые миру слезы», о которых говорил Гоголь, эта бесценная детская слезинка начинает все явственней проступать и на наших лицах. В повести отсутствуют острые сюжетные повороты, зато нам открывается обнаженная душа автора.

Дети играют в дочки-матери в сорок третьем году, играют, как виртуозные актеры, талантливо копируя взрослых, по-своему, по-детски, но искренно и всерьез. Об этом повествует первая часть произведения, написанная самобытным, народным языком. И они уже не по-детски понимают, что «матерью быть невыгодно: надо отдавать свою долю детям». Им приходится постигать суровые законы войны, когда многие получали похоронки, но не переставали верить в чудо, и кто-то из близких оставался в живых, и даже приезжал с фронта на побывку и привозил удивительные гостинцы. Чужое горе тогда становилось общим горем: «Чужое горе – оно, как овод, / Ты отмахнешься, и сядет снова, / Захочешь выйти, а выйти поздно, / Оно – горячий и мокрый воздух…» – неслучайно писал такие стихи в 1945 году Илья Эренбург, который вопреки всему не смог привыкнуть к чужой боли. Пока человек чувствует боль – он жив, пока человек чувствует чужую боль – он человек. И игра приобретает вдруг совершено немыслимые повороты: дети способны мечтать о том, что они сыты, что не хотят хлеба, словно предвосхищая время, заглядывают далеко вперед. Ведь у детей нет прошлого, лишь настоящее и будущее. Не потому ли с немым укором взывают к нам их души, распятые войной?

Идейный образ повести, ее центральная картина, максимально приковывающая к себе внимание, – это дети у окна. «Мы со Скелетиком у окна. Затейка вертится у ног, повизгивает, подпрыгивает, кладет передние лапы на подоконник. Ей тоже хочется на улицу. А если на улицу нельзя, то хоть взглянуть, что там делается… Мы все трое хорошо понимаем друг друга. Одни у нас мысли и желания. Но Затейке легче прожить: ей не нужны валенки, телогрейка, шапка. Ее одежа для любого времени гожа; сердце екнуло, отозвалось, уловило рифму. Затейке надо поесть найти: а нам еще и холодно, и не в чем на улицу. Зима отрезает нас от всех одетых, обутых, и нам остается только вспоминать и думать», – вот и основные персонажи этого необычного произведения, где нет ничего лишнего, все предельно и лаконично, конкретно и без прикрас. Действие происходит зимой: один долгий-предолгий зимний день, тягостный и напряженный, похожий своей бесконечностью на нескончаемые дни войны.

Поражает непосредственная детская простота, умение радоваться жизни, способность через беспросветную тоску и тревогу увидеть прекрасное, восторгаясь метелью, «белым сыпучим океаном» зимы, что сравнима с кошкой, тоже «белой, пушистой, мягкой». Михаил Пришвин замечал, что «даже самая суровая, самая строгая правда жизни таит в себе песню или сказку». «А просидика-ка целую зиму у окна», тогда «какой сказкой, каким невозможным сном покажется лето», – рассуждают и маленькие герои Виктора Чекирова. Дети не были бы детьми, если бы не верили в лучшее, ведь «все равно весна придет и все равно война кончится», – уверены они. И действительно, как тут не вспомнить поговорку, имеющую библейские корни: устами младенца глаголет истина.

«Я стою, и расту, и хожу, и мыслю – я Человек», – возвышенно писал Пришвин в известной повести «Дорога к другу». «Надо быть человеком», – понимает и герой повести «Хлеб нашего детства». Как ему это удается в таких условиях? И как остаться человеком, когда все вокруг дышит бесчеловечностью? Ответив на эти вопросы, нам станет ясно, почему мы победили в той войне. Даже дети могли сконцентрировать в себе неимоверную силу долготерпения, когда говорили, придавая своей игре вполне реальные очертания: «Фронт есть фронт. А может, наш фронт тоже первый, весь народ же. Все воюем! Мы тоже на войне». И лишь жгучее желание мыслить спасает их в насквозь промерзшем доме, когда «с дровами, как с едой», когда «хлеб да топка – на вес золота». И впечатляет естественной глубинной мудростью диалог ребенка с собственной душой: «Я думаю и радуюсь, что я думаю. Мне нравится думать, и я думаю. Я уже много передумал… Если не думать, да еще у окна, – загнешься. А думаешь, и везде побываешь. Не важно, что в хате целый день… Про все забудешь, и не холодно, и ни валенок, ни телогрейки не надо, – все можно представить и везде побывать. И на улице, и везде, и кем хочешь. Когда я думаю, я все могу». Внимательный и чуткий читатель вместе с персонажами повести постигает истинные уроки гуманизма, впитывает ту веру, что была у тех голодных и обездоленных детей, веру в свои внутренние возможности, когда человеческая жизнь в любых ситуациях – есть постоянное, беспрерывное развитие духа.

Настоящий нравственный подвиг Виктор Чекиров совершил, пройдя через военное детство, а писательский, рассказав об этом в повести, достоверно и правдиво передав атмосферу сложного периода в истории страны. И невольно задумываешься: выстояло бы нынешнее поколение, если на нашу долю выпало бы что-либо подобное? К сожалению, однозначного ответа нет, закрадываются сомнения. Едины ли мы сегодня? Для тех ребят, живших в сплоченном порыве Победы, такого вопроса никогда не стояло. «Мы тоже воюем, мы тоже тыл и передовая, мы победили! Мы выжили!» – с гордостью заявляют они. Выжили без еды, одежды, зато с одной потрепанной и зачитанной до дыр книжкой «Не забудем, не простим!» Скелетик, Наташка, Галька, Милка, Жорик, которые не могли даже представить: «кроме еды и одежды, что еще будет после войны». «Я тороплю время. Тороплю день, тороплю детство, тороплю Победу. Скорее конец войне! И долгожданная Победа – скорее, скорее!», «Впереди – Победа!» – как молитва звучат их слова, ставшие одной всенародной молитвой.

А пока надо ждать и «надо жить», и «…учиться надо не ныть, терпеть до Победы». Молниеносно пролетает чудесное лето с восхитительными дарами природы, что для изголодавшихся за зиму детей – реальное благо, и летний день, такой длинный, открывающий «синий-синий, бесконечный простор!..», и это необъятное «высокое небо». Словом, все, как у всех детей в мире: самое яркое, большое, самое неповторимое и значительное, ведь детство в любые времена свято. Затем наступит осень, когда «хочется молчать вместе с мокрым плетнем, калиткой, раскисшей дорогой… Молчать и думать. И плакать вместе с дождем. Тихо, беззвучно плакать от сладостно-щемящего чувства родства со всем – от голодухи, от гордости за нашу мать, за все наше, родное, что видится из окна. За что воюем и терпим», когда «хочется все обнять, сказать хорошие, настоящие слова утешения, сострадания», – и непременно должно победить добро, ведь столько исходит великодушия и трогательной нежности от детского признания. Перед нами, будто в сказке, промелькнули все времена года, пролетели волшебной птицей за один зимний день, проведенный у окна.

Образ матери – ключевой в повести, в нем заключено мироздание семьи, образ целостный, связующий происходящее и олицетворяющий подвиг женщин-солдаток, женщин-вдов, не верящих страшным похоронкам и умеющих ждать. Матери, спасающие детей во имя будущего, именно они его строили и утверждали, став ангелом-хранителем вековых основ семьи. Глаза матери согревали их холодной порой, озаряли все вокруг спасительным светом, вселяли надежду, когда было «страшнее всего ни разу не выйти на улицу за всю зиму». И герой повести Виктора Чекирова интуитивно догадывается, придумывая себе новое занятие, искусно подмечая, «что у всего свои глаза». «Но самые удивительные глаза у нашей мамки», в которых весь «белый свет ненаглядный», – делает он необычайное открытие, забывая даже о постоянном чувстве голода. «А когда мы по неделе не евши, у матери не глаза, а крик, и отчаяние, и живая боль», – пронзительно пишет автор, заглядывая в чудовищные «глаза войны» и видя в них лишь тревогу, «нужду, горе, похоронки». Здесь вспоминаются и легендарные стихи известного поэта из Беларуси Анатолия Аврутина – «Стирали на Грушевке бабы…», посвященные женщинам военной эпохи, их последние строки по главной сути гениально просты: «И дружно глазами тоскуя, / Глядели сквозь влажную даль / На ту, что рубаху мужскую / В тугую крутила спираль...»

Жизнь нельзя остановить, нельзя четко спланировать, она в большей степени развивается по непредвиденным законам, и человек наперекор всему, «рад жить – несмотря ни на что». Дети войны умели дружить, они были объединены уникальным «чувством ватаги», чувством фронтового братства, когда ради товарища, – в огонь и в воду! «Мы не озверели, не рвем изо рта – наоборот! – делимся последней крохой», – вот подлинное свидетельство биографии того поколения. Увы, подобное «уличное братство» с его характерными чертами единства напрочь забыто в наше компьютерное время, оно чуждо современным индивидуалистам-одиночкам. Для нас и понимание Родины уже означает иные ценности, а тем мальчишкам и девчонкам оно незыблемо и основательно входило в душу, когда было, как говорит Виктор Чекиров, «все ясно, только сильнее заколотится сердце. И ни капельки не сомневаешься, как будто и знал всегда, с этим родился: это все она и есть, РОДИНА», – слово, в котором каждая буква заглавная.

Жалость и сострадание к матери, к земле, истерзанной фашистами, жалость друг к другу помогали выжить, выстоять, помогали сохранить в себе человеческое. За долгий зимний день чего только не натерпишься и чего только не выдержит детская душа, а когда уже становилось совсем невмоготу, дети вылетали на улицу и босыми ногами крошили «острые ледяные иголки». Автор это описывает так: «Я прыгал по сугробам в свое удовольствие и орал». Что-то похожее происходило и с поэтом Юрием Фатневым, в пору его военного детства в Белоруссии, о чем есть и стихи «В Старых Дятловичах снег…»: «Я от снега в дом бегу, / На полатях теплых плачу. / Остывает на снегу / След моих ступней ребячьих».

Но все на свете когда-то заканчивается. «Наконец-то кончился день. Длинный-длинный. Здоровски мы прожили его! Мы играли во взрослых… И я был всем и все перечувствовал», – делится с нами сокровенным автор повести. «Узники зимы», засыпая мечтают о Победе, торопя свое горькое детство. Родина, мать, знакомая улица, отчая земля и хлеб – священные символы для русского человека, усвоенные им с младенчества. «Подвиг – это всегда проявление духа, печать духовности народной», и такой народ, в котором вечно живет «жажда Победы», «победить нельзя», – убежден Виктор Чекиров. Вот и писатель Сергей Луценко, обращаясь к произведению «Хлеб нашего детства», откровенно скажет: «И вы уже не сможете смотреть на мир так, как смотрели до знакомства с маленькими героями, без сочного, в высшей степени образного письма. Как не могу теперь смотреть я…» Разве эта каждодневная душевная работа, которую совершают персонажи повести, – не человеческий подвиг?! Пройти через одиночество и боль, чтобы выйти к людям. И Виктор Чекиров дает нам надежду, берущую верх над трагическими интонациями военного повествования. Он любит своих героев, ощущает их тоску по счастью, сердцем прочитывает их недетские мысли. Работа учителем в сельской школе не прошла для него бесследно.

Учитывая сложность отражения столь неординарной военной темы, Виктору Чекирову удается выполнить поставленную задачу – честно представить не только собственную биографию, но и патриотично рассказать о близких, друзьях, знакомых, о тех обычных людях, чьи судьбы вливались в общую судьбу большой страны. Великой жизнеутверждающей силой пронизана и вторая часть повести, которая так и называется «Хлеб нашего детства», хотя изначально она потрясает роковой бездной войны, вселяющей смертельный страх. Ведь война жестока не только колоссальными разрушениями, весь ее ужас заключается прежде всего в том, что она безжалостно калечит человеческие души. «Нет хлебца! Нет!!!.. Нету человека на земле, который не хотел бы сейчас есть! – Мать сорвалась и кричит все с теми же вытаращенными от боли глазами – от боли в желудке, в душе, от нестерпимой боли в сердце за голодных детей, за проклятую войну и долю свою военную, проклятую», – невозможно спокойно воспринимать строки, полные отчаяния, невозможно оставаться безучастным, равнодушным, когда дети просят хлеба, а у матери его нет. Что может быть мучительней? И мать решается на последний шаг: убить Затейку ради спасения Скелетика, маленькой Кати, но девочка не дает совершить задуманное, умоляя мать остановиться, она умирает. Откуда было в детях такое высокое движение души, такая сущность добра, щадя мать, погибая от голода, не просить еду?! «Мы будем терпеть до Победы!» – ошеломляют их мужественные слова, равносильные подвигу.

Врезается в память и проникновенный монолог о хлебе – гимн хлебу, изреченный ребенком, который не по годам повзрослев, успел впитать жизненный опыт: «Удивительно, что он такое, – хлеб!», «Всем людям он мать, и отец, и вода, и воздух», «Хлеб! Одно слово, а какое! Важнее важного. В нем счастье и горе каждого и всех вместе. В нем Скелетикова жизнь была. В нем жизнь и победа, в нем – все».

Великая Отечественная война – высочайший пример народного самопожертвования. Здесь важна и писательская ответственность, преданность литературной традиции, обращенной к народной жизни, желание сказать правду, и у Виктора Чекирова, как и у Михаила Шолохова, – «на первом плане всегда человек». Заботы и тяготы военного времени не смогли отнять идею, ради которой все жили, «все напрягались смертельно и смертельно тянули на себе эти самые тыловые будни – аж жилы на лбу, и мы из жил лезли, ворочали, горбатились и тихо терпели невыносимое, пухли с голодухи, падали от истощения и умирали тихо, а душой исходили за фронт, за адскую боль передовой, где были такие же, как мы, люди, и кожа, и нервы, и боль у них – все было такое же, как у всех», – узнаем мы безотрадные свидетельства войны из повествования Виктора Чекирова. Вот, пожалуй, и вся правда о «цене Победы», о ее 1418 днях. Великая Победа бесценна, поэтому ее военная тайна заключается не только в сухой статистике. Если к ней присовокупить все страдания людские, то подсчитать наши потери в Великой Отечественной войне вообще немыслимо. До сих пор остается полная неясность в цифрах, похоже, что окончательной правды мы уже никогда не узнаем.

Военное и послевоенное время было окрашено светом Победы, оно было прекрасным для поколения победителей, которое, как вспоминает писатель, «вместе со всеми, со всей страной терпело нужду», было «вместе со всеми и в беде, и в радости». И настоящая «радость была на день Победы», а даже не тогда, когда вдоволь наелись хлеба. Значит, воистину «не хлебом одним будет жить человек», как сказано и в Библии (Матф. 4:4). Случайным ничего не бывает. Испытав гнетущее отчаяние войны, человек остается с ней навсегда. «И смотрю, и оцениваю, и меряю тем временем и мерою той», – находим подтверждение и у Виктора Чекирова.

Сплошная неутихающая скорбь войны имеет свое продолжение и в маленькой повести «Христя». «Сейчас начнется наша пытка – Христя сядет пить чай. Христя у нас торговка… Я и сам слышу, как пахнут помадки и горячий забеленный кипяток… У меня начинает болеть душа при одном только взгляде на мать – какая это мука для матери держать вырывающуюся, орущую, голодную дочь, видеть, как Христя пьет чай на наших глазах! Я исхожу слюной, меня тошнит от голода, тоски и злости, я ненавижу Христю…» – так психологично представляет автор сцену своеобразного домашнего чаепития. И не будем спешить никого судить, ведь война порой обнажает потаенные и неприглядные стороны человеческой природы.

У Виктора Чекирова своя философия войны, когда надо не просто выживать, но при этом не терять, а обретать себя. Согласитесь, что такое под силу не каждому. К примеру, норвежский писатель Кнут Гамсун в первом романе «Голод», сделавшем его знаменитым, достаточно подробно исследует психологию человека, страдающего от голода. Его повествование также автобиографично. Как сохранить достоинство, когда денно и нощно хочется есть? Подобные чувства невозможно передать, «каких только ощущений не испытывает голодный человек»: и опустошение, «душевное и темное», и нервное возбуждение, и беспредельное горе, и почти безумие. Но вдруг появляется великодушие, совесть, возвышенность мыслей, и душа, израненная, безучастная, раскрывается навстречу любви, полностью доверяя людям. Библейская книга святого многострадального праведника Иова гласит: «Человек был сотворен из праха земного, а не из гранита, стали, алмаза. Человек слаб». И все-таки он способен победить собственную слабость.

Виктор Чекиров показал духовную красоту и человечность, стойкость русской женщины, воплотив эти качества в образе матери. Невероятно эмоциональные эпизоды в повести, характеризующие мать: история возвращения крестов на старое кладбище, снятых детьми с могил, чтобы, спасаясь зимой от лютого холода, чем-то обогреваться и чем-то топить хату, и «страшный миг» – ее собственное решение уйти из жизни – моменты, которые уже никак не вычеркнуть из памяти. «…Не держите зла. Зачерствеет душа – как жить? – опять обращается к нам мать, чтобы мы простили Христю», – впечатляя своей исключительной добротой. Христю сломала война, смерть близких, мужа, сына, «война всех достала…», – так говорили тогда. Впоследствии судьба не пощадила ее, жизнь Христя закончила среди чужих, без присутствия «родной души около…» Война – мистификация зла: и вокруг, и внутри людей. Но мать, пройдя ее мытарства, «не стала хуже», беспокоясь, «какими мы вырастем». Вот вам и достойный пример воспитания! «Мена захватывает приступ нежности к матери. Так жаль мать. Даже Христю жаль», – все пересиливает любовь и на все нужно отвечать любовью. Почему же сегодня: не бережем вечные истины, заложенные нашими предками?

«Кусок хлеба и чтоб в тебя не стреляли – это ли не счастье, Господи», – разрывает пространство книги крик материнской души. Многое с тех пор забыто, мы в полной мере не ценим достигнутое и отвоеванное такими моральными усилиями, таким огромным внутренним напряжением. И Виктор Чекиров, безусловно, останется в русской литературе, если даже не рассматривать и не брать во внимание его остальное творчество, прежде всего как автор этих двух небольших произведений, но произведений, нравственно-значимых, объединенных общей военной темой.

В зеркале исторического времени отражается и документальное воспоминание «На родные могилы – за живою водою», написанное в лирико-философском, исповедальном ключе, которое Виктор Чекиров посвящает своему поколению. В каждом из нас живет память о родной земле, она в крови, в дыхании, она с нами с детства и до последних дней жизни. Светлой любовью к самому дорогому месту на этой земле проникнуты и авторские строки: «В Острогожске, на родине предков, у родных могил, на берегу Тихой Сосны, – единственное заветное место, где мне так сладко и так щемяще горько думается о Вечности, о земном нашем бренном человеческом уделе… И все родное – «до боли сердечной». А сам Острогожск – как родительский дом, что навеки с тобой и во сне снится, наяву грезится. И все в нем для тебя свято, как заветные семейные реликвии».  «Земля отцов», «берег родимый» Тихой Сосны, где сливается земное и вечное, –   только здесь сокрыты для него все тайные смыслы.   

И Виктор Чекиров пытается запечатлеть яркие мгновения, чтобы оставить для благодарных потомков живые и неповторимые свидетельства эпохи, сокрушаясь, что «жизнь убежала, как вода сквозь пальцы», «как несправедливо, как неправдоподобно быстро!» Слишком явственна необратимость исчезающих мгновений, и прорастает сквозь время «трава забвения». Об этом задумывались многие художники: Валентин Катаев книгу своих воспоминаний метафорично назвал «Трава забвения», а Константин Паустовский в одном из его лучших рассказов «Ильинский омут» говорил о том, что самое большое сожаление, которое испытывает человек в жизни, – это «сожаление о быстротечности времени». Наш современник Владимир Крупин в повести «Передай по цепи», рассуждая о мимолетности происходящего, понимая, что человек не властен над земным временем, которое «не запасешь», приходит к первостепенному выводу: «К концу жизни осталось выполнить завет преподобного Серафима: спасешься сам и около тебя спасутся. Это самое трудное».

К непреложным истинам обращается и Виктор Чекиров, когда пишет, что «перед временем, как перед Богом, все равны…» И он давно уверовал и не сомневается: «Есть Бог, есть». Русский народ всегда держался на вере, она мощно и навсегда входила в его душу, определяя основы бытия. И для Виктора Чекирова архиважно приятие сакрального, абсолютного добра. «А многомерность Божьего времени ощутил бессмертной душою. Ощутил присутствие Его. Он открылся тебе через родимый берег, через любовь к «родному пепелищу». Подтвердилась библейская истина: «Все дороги ведут к Богу». А тебе говорили, что они ведут в Рим. Тебе открылся Он, когда и сам ты, как говаривали наши деды, уже на «Божьей дорожке». Но лучше поздно, чем никогда», – заключает автор, подводя итог прожитому. И мы совершаем вместе с ним целое путешествие в былое, совершаем наяву. Оживают голоса ушедших друзей, и мы идем забытыми улицами по Острогожску. А «ходить по Острогожску, по родным местам, – редкий праздник и труд душевный», – замечает он.

Каждый народ живет в тех измерениях, словно проецируя модель своего бытия: первое – наши предки на небесах, второе – это мы, третье – наши потомки. У Виктора Чекирова трепетно-бережное отношение к культуре, к истории, он стремился передать его людям, чтобы они гордились историей страны, как бесценным даром, доставшемся им в наследство. В его воспоминаниях слышится поступь самой Истории, ощущается Дух прошлого. «Вечность бродит по Острогожску великими тенями. Улицами нашего города ходят Крамской и Станкевич, Рылеев и Никитенко, Костомаров и Милицына, Комарова, Маршак и Троепольский и многие славные, достойные нашей памяти люди… И пока еще не задумывается иной мой земляк, что все мы пришли из нее, Вечности, пришли на миг и через миг снова уйдем в нее навсегда, и что на свете, кроме нас, может быть, и нет ничего, а мы – лишь мгновение ее. Но именно из нас, из коротких мгновений ее, и складывается она – история складывается Вечность», – здесь все у Виктора Чекирова дышит памятью, что делает человека бессмертным.

Заглядывая в минувшее, писатель достаточно критически анализирует настоящее, приходя в своих строгих оценках к «безоговорочному осуждению и неприятию нашего сегодня». И он, бесспорно, имеет на то право. В документальном повествовании автора мы также чувствуем высокую степень концентрации боли, концентрации правды, когда его боль за судьбу Родины с годами становится тоньше и пронзительнее. И невероятно сложно тому поколению, которое все мерило «по-военному», «по-честному», которое «взрастила и воспитала» война, определив их суровые характеры, поколению детей героев, воспринимать совсем иные реалии нового века. У поэта Дмитрия Ковалева есть точные строки, адресованные тем ребятам: «Как лес прореженный над вороньем, / Высокое, прямое поколенье». Они были готовы на подвиг ради великой цели, ради Отчизны, ради Победы и ради друг друга. Разве это не проявление любви к ближнему? О человеческом счастье сказано и Спасителем: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15.13).

В наше трудно проницаемое время Виктор Чекиров ставил в чем-то непреодолимые задачи для писателя – достучаться до современников, до их теплохладных душ. Его воспоминания несут глубокую нравственную оценку, основываясь на прочной исторической почве. «Сегодняшний наш хлеб – горше послевоенного», – такие неутешительные откровения приходят к автору. Ведь власть действительно «не слышит» собственный народ, он стал уже «неинтересен нынешним хозяевам». Мы особенно много и часто говорим о мире, когда начинаем бояться войны. Но ведь войны бывают всякие, и внешние, и внутренние, и зримые, и незримые. Которая война страшнее – еще вопрос. Впрочем, чему удивляться, наше общество давно живет в духовном разладе, давно сданы нерушимые границы Победы, завоеванной в сорок пятом, Победы, вошедшей в генную память народа. «… Мы предали их подло и позорно», – говорит Виктор Чекиров о героях Великой Отечественной войны. Мы предали народ, развалив СССР. Стало постыдным даже произносить это слово. А ведь мы жили в единой стране, и как случилось в одночасье, что некоторые уже произносят: не в нашей, а в этой стране, словно дистанцируясь от чего-то позорного и чуждого? Да, безусловно, не все было гладко, не все принималось на веру, но было главное – «величие народного подвига», и это мы осознали только сейчас, потеряв великую Державу. Может поэтому Виктор Чекиров в очередной раз и напоминает нам, что у войны «и детское лицо», «и женское поседевшее лицо» – «одно страшное лицо войны» – «общенародное, многонациональное лицо Великой Отечественной…»

Именно то поколение двадцатого столетия совершило «беспримерный подвиг» – восстановило страну из руин, подняло ее «до космических высот», превратив в сильную мировую Державу. Оно, пройдя дорогами войны, блестяще выполнило и всемирно-историческую задачу возрождения России. И вчерашние воины-орденоносцы, защитники Родины, смогли стать высококвалифицированными рабочими, мастерами производства, Героями Соцтруда, писателями, учителями, космонавтами, видными учеными. Народ тогда жил в колоссальном созидательном и творческом порыве. Увы, подобное утеряно в наше время, на смену энтузиазму труда пришел, к сожалению, энтузиазм потребления. Благодаря тому поколению, заложившему фундаментальные основы государства, мы многие их достижения используем до сих пор. И как не парадоксально будет звучать, но чего мы достигли, придя лишь к сплошной безработице, какую экономику построили для нынешней молодежи, которая не найдя себе применения на родине, вынуждена уезжать в поисках сомнительных перспектив?

Когда-то Герцен писал о редчайшем человеческом даре – объединении людей. Это и сыграло решающую роль в нашей Победе. И мы сегодня сохраняем память о величайшей народной трагедии. Знаково то, что несколько поколений, уже не воевавших, смогли тоже почувствовать торжественную драматургию Победы, выраженной в движении Бессмертного полка. И они отнюдь неслучайно считают, о чем сейчас говорят различные общественные и печатные источники, «если гимн – гражданская молитва, то акция Бессмертного полка – гражданский крестный ход», ведь в нем вся Россия, этнически соединенная вместе, идущая от личного к общенародному, национальному объединению людей.

И принципиально важная параллель, проходящая рядом с воспоминаниями Виктора Чекирова, – книга автора из Гатчины Зои Бобковой «С нами – из Бессмертного полка», включающая сорок два очерка: огромный и многолетний кропотливый труд, в который вложена душа. Она представляет коллективный портрет ветеранов и исключительна своей правдой о конкретных людях, приближавших день Победы. Нам катастрофически не хватает таких книг, где не надуманные, а реальные факты и события, реальные образы. «Пройти всю войну, прожить так достойно и в мирное время – это ли не жизненный подвиг?» – задается писательница вопросом, ответ на который заложен в самой книге. Ее уникальность в том, что она создавалась непосредственно на основе живых бесед с ветеранами, по их выстраданным впечатлениям рождались очерки, где немало исторических моментов, героических судеб, перекликающихся с повествованиями Виктора Чекирова. Зоя Бобкова также пишет о детях войны, рассказывая «сколько пришлось на их долю недетских страданий». «Дети военной поры питались, чем придется, а то и пухли от голода. В этих нечеловеческих условиях они росли и развивались, набирались жизненного опыта, чтобы продолжить свой род на земле. И продолжали», – так психологически выверено раскрывает она биографии военного поколения, что истово боролось за жизнь и Победу. Да, и она сама вкусила сполна послевоенного лихолетья, оставшись сиротой. И ей ли не знать о том внутреннем стержне, который был в них и формировал стойкий характер советского человека! «Уходят в прошлое года разрухи, / Когда кроваво плакали старухи, / А дети не рождались оттого, / Что люди выживали, а не жили, / В бессильной ярости срывая жилы, / И впереди не видя ничего», – пронзительные строки из ее стихотворения «Молитва» о трудном времени в истории России.

«Детством оттуда – из войны» и ее герои, работавшие во время войны прачками, в швейных мастерских, чинившие военное обмундирование, как Луиза Ждан-Пушкина, получившая после войны высшее медицинское образование (очерк «Не забыть мне военное детство»). Четырнадцатилетние пацаны участвовали в боевых операциях, рыли окопы, «шли на врага в штыковые атаки». Так, Вера Егорова в свои пятнадцать лет ходила в разведку на оккупированной фашистами территории («Я, партизан Советского Союза, клянусь…») Были голодные времена, кормились, чем придется. Шестнадцатилетний Александр Сыренин партизанил в двадцатиградусные морозы, подолгу выполняя боевое задание, отморозил ноги, раз в сутки они получали замерзшую кашу, мороженный хлеб. «Ребячья разведка доставляла более полные и достоверные данные», – сообщает нам автор факты из военной службы подростков. Александр Сыренин окончил академию живописи, посвятив в дальнейшем свою жизнь искусству («Художник и воин»). «Молодость ее прошла в рытье противотанковых рвов, на лесоповалах, торфоразработках», – узнаем и о другой героине, Анне Павловой, сумевшей сохранить духовную красоту русской женщины. «Общеизвестно, что армия не выиграла бы войну без надежного работоспособного тыла, и нашей армии помогли одержать победу женщины, подростки, девчонки и мальчишки, среди которых была и Анна Павлова», – приводится в книге общий анализ экстремальной военной ситуации. О таких ребятах, не щадящих себя во имя Родины, вспоминает и писатель Виктор Чекиров.

Не секрет, что были и те, кто прошел концентрационные лагеря смерти, прошел пытки земного ада, когда еще тяжелее нести свой крест, свою голгофу, в сотни раз тяжелее, чем на поле боя, где ты герой. Но они выстояли, и в этом сыграла роль советская система образования, воспитавшая убежденность нравственных идеалов.

Многие на фронте служили в дивизионных газетах. «Служили русской литературе, – лаконично отмечает автор. – Были, как все, скромны, едины в помыслах своих. Именно поэтому и состоялся Парад Победы». Таким был и Иван Виноградов – воин и писатель. «Важно как можно больше оставить письменных свидетельств фронтовиков», – подчеркивает актуальность темы памяти и Председатель Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Борис Орлов.

А сколько перенесло блокадный голод, который, по словам Ларисы Дроздовой, «описать невозможно». После войны фронтовики очень часто выбирали профессию учителя. О таких учителях от Бога пишет и Виктор Чекиров, таким учителем, проработавшим в школе сорок три года, был и Павел Резвый, о котором повествует очерк Зои Бобковой «Слово об учителе». Подобные люди были сродни русским подвижникам, несшим свет духовности и просвещения. «Высокая внутренняя культура была базисом этого света», – уверена писательница.

Один из самых ярких в книге «С нами – из Бессмертного полка» – очерк «Художник Леонид Птицын». Художник необычный, создающий удивительные картины обрубками рук. Во время войны он был членом истребительного отряда: собирал по лесам брошенное оружие, а вместе с ним и не похороненные тела солдат. В повести «Хлеб нашего детства» Виктор Чекиров описывает, как и он с другими подростками искал оружие и боеприпасы, что находились у населения после их освобождения от немецких захватчиков. Леонид Птицын стал сапером, освоив минерное дело. «Семьдесят мин обезвредил Леонид, а семьдесят первая оказалась роковой», – читаем с трепетом и внутренним содроганием. Паренек лишился обеих рук, но испытания не сломили его. Он окончил художественную академию, удостоен звания заслуженного художника России. Легендарное произведение «Повесть о настоящем человеке» – отражение и его неординарной судьбы. Не зря Зоя Бобкова говорит о нем: «Это – Человечище».

Суворов справедливо замечал, что «война не окончена, пока не похоронен последний солдат». «Имена безымянных героев» надо вернуть Родине, «Пусть не только у Господа, но и у нас в стране каждый погибший воин обретет имя собственное!» – мужественно заявляет автор. И это, разумеется, всего лишь краткие единичные выдержки из обширной патриотической книги Зои Бобковой, которую необходимо прочесть как наглядный и убедительный пример для нашей молодежи, нуждающейся в произведениях, основанных на подлинных исторических событиях.

Но вернемся к творчеству Виктора Чекирова, чья душа болела за новую Россию и за ее поколение, что должно быть достойно своих дедов и прадедов. Автор убежден, что оно в конечном итоге – выберет Россию. Из далекого «победного 45-го» зовут голоса тех мальчишек и девчонок: «Ты давай по-честному!» Правда истории все равно восторжествует, мы вернем большую Победу. «Одна неправда нам в убыток, / И только правда ко двору», – вспоминаются и слова Александра Твардовского. «Без народа ничего не получится», «Хоть через сто лет, а будет по справедливости, по-Божески, то есть, по-русски, по-человечески», «Только трудом и можно чего-то добиться», «…Жить праведно, много работать» – эти мысли-афоризмы Виктора Чекирова проникнуты его сердечной правдой и созвучны мыслям в книге «С нами – из Бессмертного полка» автора Зои Бобковой. Конечно, всю правду о войне рассказать невозможно.

И невольно задумываешься: что есть человеческая жизнь и судьба, что есть корни, которые нужны всему живому, что означает время, поглощающее и отдельные годы и целые тысячелетия? Александр Куприн один из своих рассказов озаглавил – «Шестое чувство», подразумевая редкое чувство к Родине, «не всякому доступное, и легко исчезающее», если человек не осознал для себя значения единственности и неповторимости родной земли. Этому не научишь. Вот и писатель Владимир Крупин в повести «Живая вода» пишет о том, что «когда вырастут дети и внуки, надо приводить их к тихим родникам». Для Виктора Чекирова – это речка Тихая Сосна, его святые берега памяти. Постижение простых вещей, наверное, самое сложное в жизни. Но человеку, как пишет автор, «остается память, долг перед ушедшими, перед живущими», память – внутренняя вселенная человека, вселенная его бесконечных смыслов.

Виктору Чекирову свойственно обращаться к вечным библейским основам. Его лирический герой в рассказе «Как нарисовать птицу» через душевные терзания и тягостное опустошение учится прощать, учится доверять Богу. Он не вписывается в нашу эпоху с ее сомнительными кумирами, не умеет предавать, не умеет делать деньги и карьеру, «чтобы жить достойно», что нынче модно, что пытается нам повсеместно навязать реклама. А вокруг пылают войны, и не найти на земле справедливости. За это ли воевали в сорок первом? И непосильно верить в Бога, верить «безраздельно», когда захочешь, а «не сможешь уже», как происходит с героем рассказа, и будто для него всплывают из небытия, отчетливо проступают есенинские строки: «Стыдно мне, что я в Бога верил. / Горько мне, что не верю теперь». И жизнь в любом случае – благо, она преображается в покаянии и прощении, чтобы вновь воскреснуть в любви и добре. По-другому не бывает.

Виктор Чекиров привержен традиционным идеям духовности, народному слову, идущему из глубины русской провинции. И персонажи его произведений на первый взгляд обычные, ничем не примечательные люди, такие, как Миха, в рассказе «Пьяная курица», который «за Россию, за весь народ беспокоится». Какая в светлый пасхальный день боль в его душе, «какая беспросветная тоска, какое отчаяние у вчерашнего «строителя коммунизма», «старого русского», привыкшего «прежде думать о Родине, а потом о себе». Потеряно сегодня в народе «чувство сопричастности», он разобщен, одинок. Все туже закручивается спираль немилосердного века: оказывается и в наши дни еще существуют бараки. «Сегодняшний барак… современное гетто… настоящая резервация… Тот их барак помог победить в войне, выстоять в лихолетье… в том жили… в этом доживают…» – поражают дикие факты в рассказе. Писатель Дмитрий Дарин в современной повести с аналогичным названием «Барак» описывает похожие условия, где среди разного обездоленного люда живет забытый всеми ветеран-герой. Все это присутствует в нашей действительности, которую мы с вами, получается, далеко не всегда знаем. Вот, она судьба победителей с их жуткой барачной жизнью. Так кто же нужен родине? Не слишком ли она продолжает разбрасываться своими героями? «На беду многое не надо – лишь на счастье многое требуется», – говорится в народе. Только сила Духа и держит человека, возвращая его к первозданным истокам, туда, где он может быть счастлив.

«И где же правда? И что же делать?» – пытается разрешить эти постоянные вопросы и «Правдолюбец Миха», – одна из глав романа Виктора Чекирова «Равный Богу, но равный сатане», что остался незавершенным. Здесь автор смело и своеобразно сравнивает Святое Писание и нашу земную грешную жизнь. Бог и Человек, как добро и зло, ходят рядом. «На небесах, – Святая Троица: Бог Отец, Он, Сын Божий, и Дух Святой. На земле Троица иная будет: Бог, Человек и Истина», – такова авторская картина мироздания. «Господь и Истина» – центральная дилемма романа. На Руси всегда были правдолюбцы, правдоискатели, мессианский народ, неустанно ищущий не счастья, а правды и любви. «Неустроенная» жизнь Михи, его горькая судьба, состоящая из «сплошных страданий», при всей жесткой авторской правде не ввергает в состояние безнадежности. Автору удалось поставить своего героя рядом с Богом, когда он оскорбленный и нищий может говорить с Ним, когда «мысли о человеке истинном» беспрестанно занимают его. И он сам становится этим избранным Человеком. Виктор Чекиров не судит собственных персонажей, принимает их всякими, помня, что для русского человека – суть в правде, необходимой ему как хлеб насущный.

 В лучших классических традициях созданы и очерки о любимом Острогожске, окрашенные поэтической тайной. Звучит необычное «Острогожское танго», когда «весь Острогожск засыпан листьями, как праздничными конфетти, как снегом, зимою. Осень в Острогожске божественно красивая!.. И краски у нее российские – яркие, светлые, радостные – до самого последнего черного дня…» Близкой лирической силой притягивает и творчество Константина Паустовского: «Осень пришла внезапно. Так приходит ощущение счастья от самых незаметных вещей…», – до сих пор не перестает удивлять золотая проза русской классики. И произведения Виктора Чекирова также полны чистоты, выразительности, полны свободного полета мысли. Увы, уходит эта широта восприятия мира из нашей литературы.

«Главное дело писателя напомнить людям о душе, о человеческом долге…» – считал Виктор Чекиров, четко зная для себя, что «и писать будем, как всегда писали на Руси – о насущном, народном». Верой и надеждой дышит его проза, и все потери, все неудачи, все ожидания будут оправданы, оправданы светлым и радостным днем. Ведь и те, кто ждали Великую Победу, – победили, потому что в самом ожидании уже содержится огромная плодотворная сила.

Любой живущий на земле творит личную книгу судьбы. «У каждого из нас есть подобная книга, каждый пишет ее ежедневно и всю жизнь», – напоминает нам автор. И у всех она разная, по-своему индивидуальная. «Хлеб нашего детства» – первая и главная Книга жизни Виктора Чекирова, книга, принадлежащая всем поколениям, взаимно ответственным за будущее. И в третьем тысячелетии мы опять находимся на исторической развилке, когда вновь решается судьба всего мира, когда от нас с вами зависит решающий момент истины. Необходимо, чтобы равенство и братство, справедливость между людьми были не только пафосными словами, а прочно вошли в нашу жизнь, стали идеями, важными для русской традиции, за что всегда боролся и что открыто утверждал Виктор Чекиров.

Хорошо и проникновенно когда-то высказался Михаил Пришвин: «Дела человека на земле остаются, и прибавляются к прежним делам и повторяются, но сам человек проходит как единственный и неповторимый». А Евгений Евтушенко увековечил память о человеке в пронзительных строках: «Уходят люди… Их не возвратить. / Их тайные миры не возродить. / И каждый раз мне хочется опять / от этой невозвратности кричать». Такой неповторимой творческой личностью останется в нашей памяти и Виктор Чекиров. В российском городе Эртиль открыта мемориальная доска воронежскому писателю Виктору Мустафовичу Чекирову, где он работал ответственным секретарем редакции районной газеты «Трудовая слава».

Ровно год, как писателя нет с нами, но живут особой жизнью герои его книг, живет Острогожск, исторически величественный, живописный город, ярко воспетый им, а вместе с ним продолжает жить и русская душа Виктора Чекирова…

Людмила Воробьева, критик, Минск.