РУСЬ КОННАЯ

Есть мнение, что более подходящим гимном для Российской Федерации была бы песнь группы «Любэ» про коня. Сидючи в Москве (либо ином другом мегаполисе) в самом деле трудно сообразить, с чего бы. Но стоит отъехать хотя бы 60-100 км от города по нормальному направлению – и становится очевидным, что Русь-то, оказывается, в самом деле состоит не только из шоссе, но из вполне бескрайних полей, и что лошади, что ни говори, неотъемлемая часть нашей истории, культуры, литературы. И в глубине души практически каждого из нас сидит лихой (ну, более или менее) конник.

Славяне – исконные конники

Нет, кроме шуток. До Крещения Руси лошадей ели и посвящали их «богам», при капищах содержали красавцев, достойных богова седла. Богатые люди забирали с собой в загробную жизнь любимых коней – ну, и жен тоже, куда ж их девать ( «Жрецы ему разом заклали / Всех жен и любимца коня» - «Курган» А. Толстой,). Суровый Святослав, как пишут летописи, питался исключительно шашлыком из конины: 

«нарежут конины, ломтями испекут ее на угольях. Поев, спать завалятся на конских потниках, седло – под голову».

После Крещения Руси лошадей мало того что, есть перестали (как правило): конские образы начали появляться на иконах: святой Георгий, святой мученик Трифон, первые русские святые Борис и Глеб, и, разумеется, мученики Флор и Лавр.
Уникальность положения лошади у славян диктовалась условиями жизни – это должна была быть универсальная лошадь, «под плуг и под воеводу». Если воинственные соседи – агрессоры требовали от лошади высоких боевых качеств, вплоть до способности кусаться и терзать, то жители городищ ценили в лошади способность пособить и на поле пахоты, и на поле брани. В этой связи крайне показательны былинные строки и о Микуле Селяниновиче, в которой его «соловенькая» запросто оставляет за флагом богатырского скакуна Вольги:

Кобылка у Микулушки рысью идет, а конь богатырский горячится, поскакивает.

Любой лошадник без труда узрит в этом описании символ русского коневодства – орловского рысака, который доказал свою незаменимость и универсальность повсеместно - как на беговом поле, так и на поле брани и в тяжелом крестьянском труде.
Княжеский атрибут По мере того, как городища трансформировались в города, как возвышались князья, наметился некоторый спад коневодства – в городе лошадь нужна куда меньше, чем на пахоте, а дружины в основном были пешими. Максимум, для чего нужны были богатырские кони – доставить боевую единицу к месту брани, а далее они уже спешивались и сражались на своих двоих.
И лошади резко выросли в цене. «Русская правда», например, конокрадов  предписывает  «выдавать головою князю» и «лишать всех прав». Убийца княжьего коня должен был выплатить три гривны, жизнь лошади простолюдина «оценивалась» в две гривны. Для сравнения: жизнь вола оценивалась всего-навсего гривну (гривна – это примерно 250 граммов чистого серебра). Во времена Дмитрия Донского, если конь отказывался работать от голода, то секли не его, а конюшего, который «за конем не следит», дабы «коня вскармливал».
Это вполне по-христиански: в более поздние времена конокрадов привязывали к столбам посреди селения и каждый, у кого когда-либо пропадала лошадь, мог наносить ему тяжкие телесные – и порой с летальным исходом. Кстати, само слово «князь» имеет в корне слово «конь»: «конь-язь», т.е. тот, у кого есть конь.
Изучение летописей также гласит, что коников на Руси было предостаточно:
• «пойде Олег на конях и кораблях»
• «распускали всадников» (хроника русского похода на Табаристан, 912-913 г.г.);
• ходили в походы «в ладьях и на конях» (944 г.).

Конница в боях

Конница комплектовалась как за счет «лошадиной» подати, взимаемой со своих крестьян, так и за счет покупных лошадей. В строю, в основном  ходили мелкие кони среднеазиатских пород, который покупали у печенегов, кочевавших по азовским и причерноморским степям. Это были «двужильные» и исключительно скоростные кони, которые под влиянием местных рабочих пород становились к тому же и крупнее.
Самые нарядные и породные лошади поступали «под командование» княжеского конюшего. В частности, в Ипатьевской летописи упоминается наличие у Игоря и Святослава нескольких табунов в четыре тысячи голов («3000 кобыл стадных и 1000 коней»).
В княжеских штатах были также многочисленные пастухи, кузнецы, шорники, коновалы – персонал достаточно дорогой, простым людям недоступный. Впрочем, и простые люди и без посторонней помощи умели многое. Так, Илья Муромец сам воспитывал для себя боевого коня из жеребенка: «Он поил его свежей все ключевой водой\Как ведь он кормил пшеницей белояровой,\ Он водил его да по ночам в луга,\ Он катал его все во трех
росах».
К слову, кузнецы пользовались огромным уважением. Так, в летописи о взятии новгородцами Юрьева (1262 г.) фигурирует в числе убитых некий Яков, храбрый «гвоздочник», а ведь далеко не каждому вельможе такая честь выпадет.

Золотоордынская катастрофа

Конечно,  этого было недостаточно. Уровень конных княжеских дружин были невысок, что не могло не сказаться на итоге противостояния многотысячных, высокоорганизованных конников Золотой Орды, где каждый воин сражался дву-, а то и «триконь». И потом, как и в любом другом тогдашнем государстве, обычным делом была слабая воинская дисциплина. Так, в летописях (1445 г.) было описано, как начавшие побеждать русские «овии погнаша по них (татар – прим. авт.), а инии сами побегоша, друзии же начаша уже и избитых татар грабить, а татары пакы возвратишася на христиан и тако одолеша им».
Северяне (особенно новгородцы, которые, как и многие северяне, слабые конники) не хотели
«погибать на конях», а закончить свой жизненный путь пешими, как их предки. Даже южные княжества – Киевское княжество и княжество Галицко-Волынское, - которые имели все условия для плодотворного коневодства (как минимум - обширные луга для выпаса), поставили «под копье» не более тысячи воинов каждое. И это много: в других княжествах в составе войск присутствовало не более четырех-пяти сотен всадников.
Для половцев, которые сами были терзаемы междоусобицами, этого было вполне достаточно. А для монголов (даже если их было, как доказывают последние данные, не более 30 тыс. всадников) это было не более чем небольшим бугорком в чистом поле. Ополченцев просто засыпали ( «Повесть о нашествии Тохтамыша»):

«...одолевали татарские стрелы горожан, ибо были у них стрелки очень искусные. Одни из них стоя стреляли, а другие были обучены стрелять на бегу, иные с коня на полном скаку, и вправо, и влево, а также вперёд и назад метко и без промаха стреляли».

Но будем справедливы (хотя бы с конской точки зрения): степняки, покорив русичей, серьезно их обогатили.

Никаких шпор

Летописи гласят, что конники Киевской Руси шпорами не пользовались: ездили с плетью и шенкелями. Шпоры («острог») – западное веяние. Первое упоминание о них появляется в  «Повести временных лет» (1068 г. – «и удариша в коне»). Оставив в стороне любовь к лошадям и ненависть к шпорам, необходимо признать, что это незаменимый инструмент в ключевые моменты битвы. Однако нельзя не отметить, что русичи и шпоры смогли переделать во вполне гуманное приспособление – место кованых шипов заняли куда более щадящие звездчатые колесики, которые применяются до сих пор.

«Звучащая» плеть

Кочевники -  хазары, печенеги, половцы – это уникальный народ, рождавшийся, живший и умиравший верхом. Но с изобретением стремян их конская монополия была нарушена: так, многие князья на Руси впервые садились на коней в 3-хлетнем возрасте, тогда же для княжеских детей начинались первые уроки ратного дела. Степняки передали славянам способ использовать плетью –результаты археологических исследований доказывают, что славяне, как и степняки,  использовали плеть отнюдь не для того, чтобы бить лошадь. Использовались так называемые «звучащие» нагайки, издававшие при взмахе характерный щелчок, понукавший лошадь.

Так были заложены основы русской школы верховой езды, которая радикально очень отличалась от западноевропейской, которая была заточена под то, чтобы грубостью и жесткостью подготовить не боевого друга, а «колеса» («гусеницы») для пса-рыцаря.