ЭРА КОБЗОНА

Памяти великого певца.

Менялись времена, вожди, но
Одни и те же песни, потому что я пел
Не вождям и режимам… Я пел народу,
Перед которым и хочу здесь исповедаться,
Как перед Богом.
Иосиф Кобзон. «КАК ПЕРЕД БОГОМ» (Воспоминания и размышления)

Нет человека в России, да и во всём огромном русском мире за географическими границами России, который не знал бы этой фамилии -Кобзон. Она никогда не сходила с новостных лент, колонок колумнистов, радиоэфиров и телеэкранов. Певец, политик, меценат, герой… он заполнил собой советское культурное пространство и постсоветский культурный вакуум. И вот теперь он ушёл, оставив после себя прекрасную память и не оставив вакуума, не оставив равнодушных среди публики четырёх поколений. Только такой Артист мог быть не просто созвучен нескольким эпохам, а сам стать эпохой, даже эрой высокого искусства, такого же высокого, как чувство долга и гражданской ответственности перед своей публикой, перед своим народом.
В эти дни, много выльется пафосных и «звёздных» воспоминаний об Иосифе Давыдовиче, обнаружится сонмище досель неизвестных «друзей» и наоборот, известных оригиналов, попирающих мёртвые авторитеты. Редакция портала «Осиянная Русь», выражая глубочайшие соболезнования всем родным и близким Иосифа Давыдовича, публикует его биографию, которая скажет больше иных панегириков, а также отрывки из воспоминаний покойного.

Краткая биография
Иосиф Давыдович Кобзон родился 11 сентября 1937 г. в городе Часов Яр, что в Донецкой области Украины. Он воспитывался в еврейской семье вместе с тремя братьями и сестрой.
Родители Кобзона
С началом войны, отца, Давида Куновича, призвали на службу. В то время семья Кобзонов проживала во Львове.
В 1943 г. в одном из боев отца серьезно контузило, в результате чего он долгое время провел в госпитале. После выписки, его демобилизовали, поскольку полученное ранение не позволяло ему продолжать воевать.

7-летний Иосиф в Краматорске, 1944 г.

Однако в семью Давид Кунович уже не вернулся. Он встретил другую женщину и стал жить с ней.
Матери Иосифа Кобзона, Иде Исаевне, с юности приходилось много трудиться из-за ранней потери отца. Чтобы выжить, 13-летняя девочка занималась выращиванием и продажей табака.
Достигнув зрелого возраста, она начала работать на деревообрабатывающем заводе. В 1929 г. девушка стала членом коммунистической партии, а спустя год местные жители избрали ее народным судьей.
Иосиф Давыдович часто признавался журналистам, что мать всегда была для него неоспоримым авторитетом.
Принимая какое-либо решение в жизни, он всегда прислушивался к ее советам, которые в дальнейшем повлияли на его биографию вообще, и становление личности в частности.
Детство и юность
В 1944 г. через год после того, как от Иды Исаевны ушел муж, она переехала с детьми в Краматорск (Донецкая обл.). Именно там, маленький Иосиф начал ходить в школу. В возрасте 39 лет мать второй раз вышла замуж и родила еще двух детей.
Через несколько лет семья переехала в Днепропетровск. В этом городе Кобзон окончил среднюю школу, имея по всем предметам одни пятерки.
После этого, он поступил в Днепропетровский горный техникум, в котором также получал хорошие оценки. Интересен факт, что помимо учебы Иосифа интересовал бокс.
Он стал посещать тренировки и добился заметных успехов в этом виде спорта. В результате ему удалось стать чемпионом Днепропетровска среди юношей, а затем и чемпионом Украины по боксу.
Однажды, во время проведения очередного боя, противник отправил Кобзона в нокаут, от которого он долгое время не мог прийти в себя. После этого парень решил бросить бокс и заняться творчеством.
Свою первую песню он спел перед зрителями на сцене техникума.
Песни
В период биографии 1956-1959 гг., Кобзон служил в армии, где ему порою удавалось исполнять песни. Его красивый баритон сразу же понравился слушателям, и в скором времени солдата пригласили в ансамбль Закавказского военного округа.
Окончив службу, он вернулся домой с огромным желанием продолжить петь. Первым учителем пения в биографии Кобзона стал Леонид Терещенко. Он сразу же заметил прекрасные вокальные данные Иосифа и помог ему поступить в консерваторию.
Однако одними выступлениями молодой Иосиф не мог себя прокормить. В связи с этим Терещенко устроил его работать в бомбоубежище при институте, где он должен был протирать спиртом противогазы.
И хоть оплата за такой труд была небольшой, она все-таки позволяла ему иметь определенную материальную стабильность.
В период биографии 1959-1962 гг., Кобзон был солистом Всесоюзного радио. Затем он стал солистом Госконцерта, после чего его пригласили работать в Москонцерт.
С этого момента он, как восходящая звезда, активно участвовал в разных конкурсах и фестивалях, на которых занимал призовые места.
В 1964 г. Кобзон стал заслуженным артистом Чечено-Ингушской АССР. Более того, он представлял СССР, выступая на сценах разных европейских стран, становясь все более популярным и востребованным исполнителем.
В 1986 г. он был удостоен одной из важнейших наград в биографии любого артиста – звания Народного артиста СССР.
В 80-е годы Кобзон преподавал эстрадный вокал в знаменитой «Гнесинке». Параллельно с этим он беспрерывно ездил с гастролями по всему Советскому Союзу.
Стоит заметить, что Иосиф Давыдович давал бесплатные концерты для ликвидаторов Чернобыльской АЭС, а также для солдат, воевавших в Афганистане.

Иосиф Кобзон в 1975 г.

Благодаря этому он пользовался огромным уважением у простого народа. В его репертуаре было около 3000 песен! Кобзон исполнял композиции на русском, украинском и еврейском языках.
Без Кобзона не проходил ни один «Голубой огонек», на который приглашали самых известных деятелей культуры. Также он был постоянным участником телепередачи «Песня года».
Даже сегодня, когда артисту исполнилось более 80 лет, его по-прежнему приглашают выступать на этом фестивале.
В биографии Кобзона было немало случаев, когда он исполнял песни с современными певцами. Например, многим запомнился его дуэт со знаменитым рэпером Децлом.
Однако несмотря на то, что за свою жизнь он спел тысячи композиций, самой популярной среди них, является «Мгновения». Эту песню пытались исполнять разные певцы и актеры, однако никому из них не удалось спеть ее так, как Иосиф Давыдович.
Политическая биография и санкции
Политическая биография Кобзона началась еще в советское время. Положением на 2018 г. он является депутатом Госдумы, являясь членом фракции «Единая Россия».
В 2002 г. политик не побоялся вступить в переговоры с террористами, захватившими Театральный центр на Дубровке. Этот поступок еще больше повысил его авторитет у граждан России.
Когда в столице Украины в 2014 г. происходили массовые беспорядки, Иосиф Давыдович внимательно следил за тем, как развивались события в Киеве и других украинских городах.
В момент, когда Российская Федерация де-факто и де-юре присоединила к себе Крым, артист находился в числе тех, кто поддерживал в этом вопросе действия правительства вообще, и президента Путина в частности.
В результате этого политик попал в «черный список» людей, которым был запрещен въезд в Евросоюз.
Кобзон часто появлялся в самопровозглашенных республиках «ДНР» и «ЛНР». Он поддерживает действия ополченцев и дает бесплатные концерты для жителей Донецка и Луганска.
В 2014 г. ему был торжественно вручен паспорт «ДНР». Интересно, что артист добровольно отказался от звания Народного артиста Украины, руководствуясь личными соображениями.
Личная жизнь Иосифа Кобзона
В биографии Кобзона было три женщины, с которыми он официально состоял в браке.
Первая жена
Первой его супругой стала певица Вероника Круглова, на которой он женился в 1965 г. На момент их знакомства девушка была уже довольно популярной исполнительницей.
Однако из-за постоянных гастролей им приходилось подолгу не видеться друг с другом, вследствие чего их отношения остыли. Через 2 года, супруги расстались.
Вторая жена
Следующей женой Кобзона была одна из наиболее талантливых и популярных актрис СССР – Людмила Гурченко. Но и этот брак был недолгим, просуществовав всего 3 года.
Они часто ссорились, не желая уступать друг другу, поэтому неудивительно, что их семейный союз потерпел фиаско. После развода оба артиста признавались в том, что их брак был самой большой ошибкой в их жизни.
Третья жена
Третьей и последней супругой Кобзона стала Нинель Дризина, которая не имела никакого отношения к шоу-бизнесу и политике. Он была простой девушкой из обычной семьи.
Именно такую избранницу искал себе артист. Кобзону удалось завоевать сердце возлюбленной, и в 1971 г. они сыграли свадьбу. Интересно, что Иосиф Давыдович был на 13 лет старше супруги.
Дети Кобзона
В этом браке у пары родилось двое детей: сын Андрей и дочь Наталья.
Повзрослев, Андрей какое-то время занимался музыкальной деятельностью, но потом решил стать бизнесменом. Наталья работала секретарем у известного российского кутюрье Валентина Юдашкина до той поры, пока не вышла замуж.
Болезнь Кобзона
В 68-летнем возрасте у Кобзона обнаружили рак. Артиста срочно доставили в Германию, где его успешно прооперировали немецкие специалисты.
Однако лечение серьезно ослабило иммунную систему, в результате чего у него воспалились почки и легкие. К счастью, Иосиф Давыдович смог «встать на ноги» и даже возвратиться на сцену.
Через 4 года болезнь снова дала о себе знать, поэтому он был повторно прооперирован в Германии.
Интересен факт, что меньше, чем через неделю, певец выступил на фестивале в Юрмале, исполнив на сцене несколько песен.

Прижизненный памятник Иосифу Кобзону в Донецке

В 2010 г. на концерте в Казахстане Кобзон упал в обморок прямо на сцене.
Потеря сознания случилась из-за анемии, которая была вызвана онкологией.
Доктора неоднократно предупреждали артиста о том, чтобы он не занимался творческой деятельностью и больше отдыхал, однако он редко прислушивался к их советам.
Лучшим отдыхом на протяжении всей его биографии для него оставалась только сцена.
Помимо этого, он занимался благотворительностью, за что в 2017 г. он был отмечен знаком отличия «За благодеяние».
В начале августа 2018 года в СМИ появилась информация о том, что Кобзон тяжело болен и находится в реанимации. И вот сегодня пришла трагическая новость о смерти великого артиста и великого гражданина России.

Ниже мы приводим выдержки из опубликованных воспоминаний Иосифа Кобзона «Как перед Богом» (сайт ЛитМир. Электонная библиотека https://www.litmir.me/br/?b=157035&p=2 )

ЖИЗНЬ, КАК ОНА ЕСТЬ
ПЕРВОЕ СЛОВО

Ну почему так безжалостно бежит время, бежит и отнимает у нас жизнь? Не успеешь начать жить, а тень смерти уже где-то рядом… Жизнь для меня началась со слова. Этим первым словом было слово «мама». Началась моя жизнь 11 сентября 37-гo года. Смотрю я на эти, оказавшиеся для мира трагическими, цифры с высоты сегодняшнего дня. На календаре 30 апреля 2002 года. Смотрю и вспоминаю свое страшно бедное, но все равно счастливое детство. Счастливое. Несмотря на то, что по нему прокатилась Великая Отечественная. Война стала главным воспитателем моего поколения.

Родился я на Украине. В Донбассе. В небольшом городке. У нас называют их ПГТ — поселок городского типа. Городок с именем Часов Яр. Это моя историческая родина. Дальше семейные пути привели меня во Львов.

Там и застала нас война. Отец ушел на фронт, а мать с детьми (тогда их было еще пятеро), со своим братом-инвалидом и со своей мамой, нашей бабушкой, решила эвакуироваться. Я, когда возвращаюсь к памяти детства, совершенно четко помню эту нашу эвакуацию. Я помню этот вагон. Я помню переполненные станции. Я помню, как отстала мама,… Она бегала за водой для нас и… отстала от поезда. Я помню, как все мы — и бабушка, и дядя, и братья, и я, как самый младший, были в панике: пропала мама!. А у нас всегда вся надежда была на маму. Но… мама через три дня догнала нас… на какой-то станции. Так мы попали в Узбекистан, в город Янгиюль, в 15 километрах от Ташкента.

Я четко помню военное детство. Я помню, как мы жили в узбекской семье, в ее глиняном домике, где даже полы были глиняные. Мы все жили в одной комнате. Наша семьи разделяла только занавеска. Когда устраивались на ночлег, выкладывались тюфяки, и все ложились, что называется, штабелями. Так жили с 41-гo по 44-й. Каждое утро взрослые поднимались на работу. Поднимали и нас, детей, чтобы покормить… Кормили в основном какой-то тюрей… И так, чтобы сытно было весь день. Варился так называемый суп… Мама моя была в этом деле находчивая женщина. Хозяйка. Она делала еду, казалось, из ничего. Все съедобное шло в ход: картофельные очистки, щавель, просто зеленые листья или какая-то кусачая лечебная трава, которую так любят, есть собаки и кошки, когда им не хватает витаминов или нападает какая-нибудь болезнь. Все это она добавляла в бульон, для которого покупала свиную голову и свиные ножки. Вываривала их, и получался жирный бульон. Чистые, золотистые капельки жира в нем были такие, что текли слюни. Бульона хватало на всю выварку. А выварка была большая, алюминиевая. И этого нам хватало, чтобы жить целую неделю. Хлеба не было. Лишь иногда нас, детей, баловали узбекскими лепешками. Но, в основном, заедали мы всю эту тюрю жмыхом… Мы жили рядом с забором маслобойного завода. И вот там нам удавалось разжиться жмыхом, который делался из отходов семечек подсолнечника. Пахучий, до приятного головокружения, и такой твердый, что его можно было грызть бесконечно. Этот жмых был главным детским лакомством. Смешиваясь со слюной, он насыщал наши вечно хотящие есть желудки. Еще мы насыщались смолой, обыкновенной черной смолой. Мы жевали ее целыми днями. Ходили и жевали. Это была наша жвачка. И этим мы тоже утоляли голод.

Покормив, взрослые выгоняли нас гулять на улицу. Весь день и день за днем мы проводили на улице. Гоняли с мальчишками по ней босиком, устраивая обычные пацанячьи игры. Так что, можно сказать, моим детским сом была улица. Не сказать, чтобы я тогда всегда был заводилой, но всегда руководил всем как командир. Конечно, дрались. Но очень быстро мирились. И тем самым учились не держать друг на друга зла. Потрясающе добрый и гостеприимный узбекский народ останется в моей памяти навсегда.

…Скоро жить стало немножечко легче. Мама начала работать начальником политотдела совхоза. До этого, на Украине, еще с Часов Яра она работала судьей. Мы с братьями, как могли, помогали ей. Бегали на базар продавать холодную воду. С кружками. «Купи воду! Купи воду!» наперебой кричали мальчишки. И в жару, под палящим узбекским солнцем, ее охотно покупали. Правда, за какие-то копейки. Но и это помогало нам жить. И мы выживали и… выжили.

Мама моя родилась в 1907 году. Девушкой жила под фамилией Шойхет. Но вышла замуж и стала называться Ида Исаевна Кобзон. Мама моя любила меня. Любила очень. Любила больше всех. Потому что был я у нее самый младшенький. Это уже потом, когда в семье появился шестой ребенок — сестричка Гела. Гела стала самой любимой. Самой любимой еще и потому, что была девочкой. Мама никогда не звала меня по имени, а звала… всегда: сынуля. И я любил ее. Любил очень. И всегда, всегда, до последних дней… звал ее: мамуля. Делала для меня она все, что могла… Если оставалась одна конфета, то, конечно доставалась она мне. Если на Новый год маме удавалось достать мандаринку, то она стыдливо прятала ее от других, чтобы накормить мандаринкой… меня. Не стало мамы у меня в 1991 году.
Как только в 44-м Донбасс освободили от немцев, мы тут же вернулись на Украину и поселились в городе Славянске. Жили в семье погибшего маминого брата Михаила, у жены его, у тети Таси, доброй русской женщины с двумя сыновьями. (У мамы моей два брата погибли на фронте…).
Жили у тети Таси. А почему? Да потому, что в 43-м с фронта вернулся отец. Контуженный. Но вернулся не к нам, а… остался в Москве, где лечился и… увлекся другой любимой. Звали ее Тамара Даниловна. Прекрасная такая дама, педагог. Отец, Давид Кунович Кобзон, как и мама моя, был политработник. (Я единственный, кстати, из всех детей, кто сохранил и размножил его фамилию). Отец честно признался маме, что решил создать другую семью… В общем — оставил нас.
До 45-го мы прожили у тети Таси. Там же мы встретили День Победы. Потом переехали в Краматорск. Мама работала в суде адвокатом. Здесь, в 45-м, пошел в школу. Все легло на мамины плечи. Бедная мама моя. Досталось ей горя! Но все она выдержала. А в 46-м встретился ей по-настоящему хороший человек — Михаил Михайлович Раппопорт, 1905 года рождения. И к нам в семью пришла радость — появилась сестричка Гела. Язык не поворачивается назвать этого человека — отчим. Я с гордостью звал его Батя. Мы все до конца дней безумно любили его. А он… рано ушел из жизни. Не хватило здоровья у бывшего фронтовика, чтобы жить. Воевать всю войну — хватило, а вот жить — не-а… Уже 32 года нет его. Но во мне он по-прежнему… есть! Батя. Мой Батя!
Вопреки распространившемуся теперь мнению о невыносимом притеснении евреев в СССР говорю, что лично я не ощущал того отношения, которое называют антисемитизм. А если иногда и ощущал, то происходило это не от государства, а от отдельных невежественных и обозленных неудачами личностей. Мне больше запомнилось другое: когда наши отцы шли вместе в атаку против действительно ненавистного всем фашизма, они не спрашивали друг друга какой они национальности. И одинаково помогали друг другу, де лились кровью для раненых, а если было надо, то и умирали друг за друга, не раздумывая, кто и какого рода. Это были настоящие советские люди, а не так называемые «совки», которые всегда прятались за спины других…
Я не прятался, потому что родился по-настоящему советским человеком и, наверное, умру им, потому что, прежде всего, я — интернационалист, а потом уже — еврей… Я хочу сказать об этом особо.
Меня спрашивают: а вас в детстве дразнили или еще как-то делали вам плохо? Отвечаю: меня очень тяжело было обидеть, потому что я был таким, что мог за себя постоять…
Говорят: это значит, если что — сразу в ухо или по зубам? Отвечаю: не так, чтобы сразу по зубам, но, во всяком случае, особых вольностей по отношению к себе не допускал. У меня были дружки, с которыми я был, как три мушкетера: один за всех и все за одного. И в школе, и в пионерском лагере я всегда был первым. Так что ни у кого не появлялось желания сделать мне какую-то гадость.
Снова и снова интересуются: не ощущали ли вы, особенно в детстве, антисемитизм? И я снова и снова, в который уже раз повторяю одно и тоже: нет. Потому что в СССР не было государственного антисемитизма, а был конкретный антисемитизм со стороны отдельных личностей, с которыми я боролся всеми доступными средствами. Сейчас, к сожалению, в этом вопросе приходится прибегать только к политическому диалогу или к какому-то общественному осуждению. А раньше за разжигание межнациональной розни можно было и срок получить. В крайнем случае, можно было просто… элементарно разобраться: услышал обзывание типа «жидовская морда» — подходил и…
Подсказывают: в ухо или в нос… Отвечаю: ну… принимал меры во всяком случае. Нет, в советские времена я этого ощущал. Не ощущал! В советские времена в этом отношении строже было. Безнаказанно никто рот не открывал. И в детстве, и в юности никто меня этой проблемой, как Жириновского, не замучивал. Да и рос я не в простой среде. Все-таки в Горном техникуме, где я учился, обучались в основном фронтовики, которые прошли суровую школу войны и всему знали цену. Ценили людей по их качествам, а не по национальности. Они в эти игры не играли сами и не допускали ничего подобного со стороны других. Ни-ког-да!
Я вспоминаю детство. Еврейский хлопчик из Донбасса, которого, как Сталина, назвали Иосиф. Вот Добрюха спрашивает меня, имея в виду мою склонность к пению, не происходит ли моя фамилия… «Кобзон» от украинского слова «кобза», означающего струнный музыкальный инструмент? Красивая могла бы получиться легенда, если вспомнить великого кобзаря Тараса Григорьевича Шевченко. Но… нет, не происходит. Скорее, если не обращать внимания на букву «б», случайно заменившую букву «п», то происходит она от слов «коп» и «зон». А они, по-еврейски, насколько я понимаю, значат «голова» и «сын». Стало быть, «голова сына».
ПЕРВАЯ ПЕСНЯ
Странное дело. В детстве я всегда был отличник и… одновременно хулиган. Но не в том смысле, что антиобщественный элемент, а просто никогда не отказывался подраться, если драться нужно было, как говорится, за справедливость, то есть был я хулиганом иной породы — мне нравилась роль Робин Гуда. Для мамы я оставался «сынуля», а улица звала своего командира Кобзя. Улица, конечно, затягивала и меня, но никогда не мешала хорошо учиться. У мамы сохранились похвальные грамоты с «Лениным и Сталиным» — в основном за мою учебу. Но есть среди них и такие, которые свидетельствуют, что я был победителем и на олимпиадах по художественной самодеятельности. Одна из них — девятилетнему Кобзону «за лучшее пение»… Мне тогда, в 46-47-м, здорово нравилась песня Блантера «Летят перелетные птицы». Пел я ее просто от души… в Донецке, а потом и в Киеве. Когда через время показал эту грамоту Блантеру, старый композитор расплакался.
…Как певцу-победителю украинской олимпиады мне дали путевку в Москву. Я не помнил родного отца, но, когда пришло время ехать в столицу, мама сказала мне: «если хочешь, повидайся с родителем». И я повидался. Однако его отношение к маме и мое благодарное отношение к отчиму сделало наше общение очень формальным. Он отвел меня, как сейчас помню, в Детский мир на Таганку. Купил мне какой-то свитерок, еще чё-то купил. Я поблагодарил. А он сказал, что у него завтра будет хороший обед и… чтобы я приходил. Еще сказал, что у него и в новой семье уже два сына…
В следующий раз мы встретились, когда я стал известным артистом: просто мне до зарезу нужна была московская прописка. Я заканчивал Гнесинский институт. И чтобы расти дальше — необходимо было остаться в Москве. Весь Советский Союз распевал мои песни: «А у нас во дворе», «Бирюсинка», «И опять во дворе», «Морзянка», «Пусть всегда будет солнце»… Да мало ли было успехов, которых я успел добиться на эстраде, но, как назло, у меня не было московской прописки. И бывший отец не отказал мне. Это был 1964 год.
ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Все когда-то происходит впервые. Мою первую учительницу звали Полина Никифоровна. Хороший человек. Как звать — помню. Навсегда помню. А вот фамилию… забыл. У нее я научился писать и читать, рисовать и считать только на «пять».
А вот петь, пожалуй, научился сперва от мамы, а потом уже продолжил на уроках пения и в кружке художественной самодеятельности. Мама очень любила петь романсы и украинские песни. У нее был патефон и много пластинок.
Нравилась ей песня «Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю…» И мне тоже понравилась. Я любил подпевать маме. Долгими вечерами при керосиновой лампе это было какое-то волшебное, какое-то завораживающее действо и зрелище. Тоску сменяла радость, слезы — веселье, когда пела свои любимые песни мама. И, вероятно, именно тогда я навсегда «отравился» пением. Песни стали моими наркотиками. Пройдет целая жизнь. И в 2001 году, когда часы начнут отсчитывать, быть может, мои самые трагические минуты, когда мое «я» будто маятник, будет колебаться между жизнью и смертью, а потом врачи скажут, что я все-таки останусь жить, первое, что я попробую сделать, — это проверить: а сохранила ли моя память хотя бы какие-нибудь песни? Я тяжело начну вспоминать незабываемые строки и с трудом, хотя бы мысленно, произносить отдельные слова, а затем рискну попробовать… петь, чтобы узнать: не отказал ли голос?! И узнав, что голос возвращается, и что я опять буду петь, я пойму, что жизнь моя действительно продолжается. И я опять смогу выходить на сцену и быть рядом с моей Нелей… с моим единственно верным до конца другом. Все когда-то происходит впервые.