«ЗЕМЛЯ БЕРЕЗОВЫХ КРОВЕЙ»

Людмила Воробьева (Минск)

«ЗЕМЛЯ БЕРЕЗОВЫХ КРОВЕЙ»

О лирической поэзии Владимира Хомякова

Я – маленькая Россия…

П. Вяземский.

Выражение самой жизни, саму ее чувственную суть, высвечивающую в ней личность самого писателя, видели в лирике русские классики, при этом отмечая, что в искусстве слова крайне необходимо познать себя настоящего. Еще Михаил Пришвин говорил о том, что открытое и осознанное в себе самом нужно уметь «представить, как узнанное в другом». Вот и прекрасный рязанский поэт-лирик Владимир Хомяков, чьи стихи вошли в лучшие антологии русской поэзии, подтверждает сказанное: «Пишу стихи, чтобы понять себя». По всей видимости, пристально вглядываясь в себя, постигаешь скрытую природу многих вещей и явлений. А Рязанская земля – неисчерпаемый источник талантов. И Владимир Хомяков продолжает развивать песенные традиции ее лучших поэтов. Наряду с такими разносторонними современными художниками слова, как Константин Паскаль, как Нурислан Ибрагимов, стихи которого стали потрясающими романсами-откровениями, Владимир Хомяков отличается собственной самобытной отчетливостью интонаций, своеобразным национальным колоритом, не переставая удивлять художественным богатством своего литературного языка. Он в очередной раз доказывает, что с русским языком можно творить чудеса. Нет ничего такого в жизни и в нашем сознании, чего нельзя бы было передать неизмеримым русским словом.

Владимир Алексеевич Хомяков – автор нескольких поэтических сборников. Он очень бережно и трепетно относится к искусству слова, не приемлет иностранную лексику, в его текстах не встретишь чужеродных наречий и заимствований. Сегодня, когда электронная речь выхолащивает живое содержание языка, подобное уже становится редким исключением. Росистая чистота, светлая печаль в сочетании с лучезарностью мысли составляют эмоционально-смысловую окраску его поэтической лиры.

Моя рязанская отчизна, // земля березовых кровей,

Крепка и ныне ты, и присно // извечной волею своей. <…>

И свет просторный, свет былинный // ко мне летит на всех крылах,

Горит, горит в росе полынной // и на кремлевских куполах.

С тобою, край мой, и в веселье, // и в грусти душу отвожу.

И, словно в красны воскресенья, // в твои рябинники вхожу!

(«Отчизна»)

Так же, фигурально говоря, входит поэт и в русло классической традиции, для которой всегда была главенствующей исповедальность писательского стиля, очищающая духовный и телесный мир человека. И любое создание художника – это его творческий автопортрет, заключающий в себе авторскую манеру самовыражения.

«Молчаливая родина!»

Общеизвестно, что лишь то произведение искусства и литературы приобретает значимость, если оно имеет в своей основе прочную нравственную почву. Поэзию Владимира Хомякова питает национально-историческая почва. Эпическая картина, панорамно воссоздающая русский путь, начиная с древней Руси, и восходящая к дням сегодняшним, предстает в его стихах «Родина».

Ты вновь оказалась, Россия, // во власти встревоженных дней.

Но верю, былинная сила в душе не утихла твоей. <…>

И снова сверкают кольчуги, // шеломы и копья горят.

И во поле сходятся вьюги // какое столетье подряд.

Прими поясные поклоны, // наш путь благодатью овей.

Дари чудотворные звоны, // яви вековые иконы

из праха восставших церквей!..

Впечатляет зоркость образного зрения, присущая автору и талантливо воплощенная в слове, что обращено к свету, добру, обращено к Богу и правде, в проникновенном слове, зовущем к возрождению России. Выразительная черта письма, характерная для В. Хомякова, – сверхчувствительная ясность и убедительность. Его поэтическая палитра многокрасочна, она насыщена емким и сочным языком, поражая точностью каждой детали, необходимой для целостного представления о единстве окружающего мира.  

Изумительная необъятная русская земля, принимающая нас в свои объятья, открывается в произведении «Старолетовский пруд». Оно какое-то празднично-светлое, пронзающее особой тихой радостью, когда изреченное слово поэта вызывает возвышенно-трепетное движение в душе. «Молчаливая родина! Ты // улыбаешься розовым небом. // Пусть недолго до горькой черты, // что сокроется мраморным снегом. <…> И слова, что застыли в груди, // не остыли они, не забылись. // И в душе на излёте пути // чувства нежные снова забились. // Чайки выпили ветер до дна, // но предутрие дальше продлится. // И такая стоит глубина, // и восходят заветные лица», – очаровательная сила сконцентрирована в этих строках, бегущих стремительно и неуловимо, словно быстрое течение, никому и ничему неподвластное.

Патриотическими чувствами гордости за страну проникнуто авторское «Слово о Севастополе», обрамленное в строгую и прекрасную простоту рисунка, когда сердце безраздельно тонет в поднимающейся волне неумной радости. И героический Севастополь, о котором пишет В. Хомяков, чудесным образом возвращает нам эту всепобеждающую силу счастья жизни и весны, дарит надежду на новый сверкающий день, дарит свое голубое настроение: «…И солнце не короной королей — // спасательным оно сверкает кругом. // Ложится на кипящую волну — // и вдруг летит в заоблачные дали. // Вот, кажется, недавно шли ко дну, // но миг всего — и свет мы увидали. // И вновь на Графской пристани стоим. // И радугу таят прибой и солнце. // Весной взволнован полуостров Крым — // и сердце в каждом теплится оконце». Многозначна последняя строфа, не требующая комментария, говорящая не только о былой, но и о нынешней славе легендарного города: «Курган Малахов. Вечной славы звон. // И высоко знамение Христово. // И — держится Четвёртый бастион, // где батарея графа Льва Толстого!» Неиссякаемая вера в Россию, в ее народ, в ее воинов-защитников звучит и в его вдохновенном поэтическом «Вечном марше», посвященном памяти удивительного рязанского композитора Василия Агапкина, создавшего бессмертный марш «Прощание славянки», навечно вошедший в историю России: «Медь закипает спозаранку, // светло волнуется труба. // Оркестр! «Прощание славянки»! // Так начинается судьба». По своей природной сути поэзия В. Хомякова музыкальна от начала и до конца. За ее необычайной певучей легкостью, безусловно, стоит многолетний литературный труд. «Всё будет: осени и вёсны, огни тревог, огни побед. // И вечный марш, как ветер звёздный, // как над страною Божий свет. // Крыла возносит строгий Ангел — // и вновь волнуется труба. // Оркестр! «Прощание славянки»! // Неповторимо, как судьба!» – автор очаровывает тем мягким и нежным чувством, исторгающим святые слезы, вызванные его мелодичными стихами. Ведь музыка – универсальный язык общения с Богом, самый простой и ясный, а значит, самый доступный.

«Жизнь на земле – школа простоты», – мудро замечает православный писатель Владимир Крупин. Просто жил и настоящий русский художник слова Валентин Распутин, жил и говорил о Родине, как о «духовной земле», твердо зная, что она вечна, что она больше, сильнее, добрее нас. Он не только призывал русского человека быть достойным ее нелегкой судьбы, но и сам прошел проверку на подлинность чувств к своей исторической родине, России. Не в этой ли безмерной любви кроются истоки нашей национальной идеи и несокрушимой государственной мощи?! Прозаик с горечью писал об остывающем и ослабевающем чувстве родины. «Не опускать руки!» – несмотря ни на что, убеждал людей, разуверившихся в жизни, потерянных, никому ненужных. Печаль и бесконечную боль за вымирающий русский народ вобрало в себя его правдивое слово, в котором больше скорби, чем мимолетно промелькнувшего счастья. «В человеке не хватает человека», – справедливо сокрушался он.  

Бескорыстное служение единственной Родине – отнюдь неслучайно стало ключевой идеей и произведения В. Хомякова «Памяти Валентина Распутина». «Звучит сердцебиенье родников // распевом, переливчатым и светлым. // Звучит оно — и нет ему оков, // и кажется оно вовек бессмертным. // И всё-таки грядёт последний срок. // Его каким сиянием наполнить? // Прислушаться к дыханью чистых строк // и просто — жить, // и просто — жить и помнить», – уроки жизни народного писателя не прошли напрасно, они были чистыми, как и его русская душа, излучавшая тепло и добро, как его открытое слово, идущее из глубинной русской провинции. «Век живи – век люби!» – воистину прозорливы и незабываемы его заповеди. И здесь весьма любопытен противоречивый факт, заставляющий о многом задуматься: 2018 год объявлен в России годом Александра Солженицына, нобелевского лауреата. Не осмелюсь оспаривать всемирно признанный авторитет столь сильного мастера пера, к тому же такого искусного бытописателя, порой ловко обходящего правду, до которой даже искушенному читателю сложно дойти в хитросплетениях его текстов, уже не говоря о читателе вполне обыкновенном. Мы не умеем читать, привыкнув все сходу принимать за истину, слепо доверяя всему написанному. К сожаленью, этот год не стал памятным годом Валентина Распутина, истинно русского человека и ответственного художника слова, который был безмерно предан Родине. Воздаст ли Россия когда-нибудь по заслугам своим достоверным творцам?

Радеть за Россию нынче вошло в моду. Разумеется, это не относится к поэту Владимиру Хомякову. Русь первозданная, седая и былинная оживает в его красочных стихах «Гуси-лебеди». «Русь горючая, // пустынная, // несметная – // от зари к заре, // от тёпла моря к северу – // пролегла она, // хмельная // да победная, // пролегла она, // как чернь по ясну серебру. // И, роняя с поднебес // огни хрустальные, // по кремнёву большаку // железом лязгая, // Русь прошла, // храня свои // задумья тайные, // самодержная, // иконная, // крестьянская», – понятно, что без любви к своей земле так не напишешь, словно на одном дыхании льется плавная мелодичная речь. Михаил Пришвин говорил: «Тот, кто сказку серьезно к сердцу принял и стал ею заниматься, – тот вот и есть подлинный поэт». Как будто сказано о В. Хомякове, тоже открывающем в красоте свет правды. Мы утратили способность отвлеченно воспринимать нерукотворную красоту природы. Впрочем, у В. Хомякова, наряду с чувством прекрасного, много ума, поэтому его поэзия так гармонично красноречива. Он мастерски использует неожиданные эпитеты и индивидуально-авторские сравнения, вплетая в словесную цветовую гамму яркие метафоры. Стихи его напоминают частушки, и в народно-фольклорном ключе струится дивная «песня родины», которую невозможно прервать на полуслове. «В песне этой // голос слышится: // «Иванушка!» // В песне этой // голос слышится: // «Алёнушка!» // А река // насквозь просвечена, // до камушка, // а душа // насквозь просвечена, // до донышка. // Свет хрустальный, // звон железный, // чернь по серебру. // Русь горючая, // пустынная, // несметная – // от зари к заре, // от тёпла моря к северу – // пролегла она, // хмельная // да победная. // Пролегла она, // и в лёгком травном лепете // весноцветьем отразился // блеск сиреневый... // И полёт свой // распахнули // гуси-лебеди – // Гусь-Хрустальный, // Гусь-Железный, // Гусь-Серебряный!..» Изысканная краткость, исчерпывающий лаконизм! Неиспитая чаша Руси, или может бездонность текущей строки, какие нужно постигать всю жизнь, чтобы снова вернуть давно забытую сказку, оставшуюся в далеком детстве.

«Быть поэтом – значит петь раздолье…»

С. Есенин

На протяжении столетий человечество пытается постичь великую тайну мира – тайну творчества, такую же древнюю, как сама земля. И для Владимира Хомякова крайне важно соотнести собственное творчество с художественной традицией русской словесности, берущей свое начало от золотого пушкинского века.  Безусловно, это и век серебряный, в котором жил лучший лирик ХХ столетия, Сергей Есенин. Затем советский период, твердо отстаивающий принципы реализма, когда творил прямой продолжатель нравственно-философской есенинской традиции, Николай Рубцов. В общем контексте преемственности традиций, являющихся жизненной основой нашего духовного преображения, В. Хомяков видит и свою скромную, но благородную роль не только следования им, но и привнесения нового звучания, серьезного переосмысления классики как фактора социокультурной ценностной значимости.  

Творческое и жизненное кредо В. Хомяков предельно честно выразил в произведении «Поэты», которое по праву можно считать программным в его поэзии. Одноименное стихотворение имеет и параллельное название – «Русские поэты», что, на мой взгляд, точнее отражает не только славянскую ментальность, но, в первую очередь, зримо подчеркивает извечную российскую ситуацию, беспощадную к судьбам творцов и их талантам. Настоящий поэт всегда был независим, ведь свобода художника заключается в том, чтобы следовать своему предназначению, оставаясь безразличным к существующей власти, служа не ей, а народу. «Что проку нынче в фимиамном дыме, // коль дух уже от сердца отлетел? // Поэты погибают молодыми: // кому – Дантес, кому-то – «Англетер», – так начинает В. Хомяков стихи, звучащие как приговор нам всем, равнодушным к истине, не понимающим неповторимой значимости отдельных гениев. Вспоминаются вещие есенинские строки: «Поэты – все единой крови…», – и здесь же пушкинские, непосредственно обращенные к поэту: «Ты сам свой высший суд». Накал стиха В. Хомякова нарастает, неумолимо его веское слово, он смело берет на себя незавидную миссию утверждения высшего смысла, выступая защитником всех поэтов и обличая этот циничный мир: «Но, как вы в душу трудную ни влазьте, // как ни клеймите грешную судьбу, // поэты неподвластны вашей власти // и неподсудны вашему суду. // Они живут, и свет их нестихаем, // и неподкупен, и неумолим. // И мы под их тревожными стихами, // как будто под хоругвями стоим…» Сильны и близкие к завершению позиции данного произведения, когда автор заставляет задуматься о происходящем, о той невосполнимой потере, нравственно обедняющей нас, лишающей главных духовных корней: «Куда уходят, Русь, твои пииты? // Ни в эту земь, ни в эти небеса. // Уходят, синью дымчатой увиты, // в твои непроходимые леса».

Центральная тема, красной нитью проходящая через все творчество В. Хомякова, – тема есенинская. Отсюда и невероятная музыкальность его поэзии. О близости лирического произведения и музыкального, о том, что они имеют нечто общее, говорил еще В. Белинский. А родоначальником лирических произведений был сам Александр Сергеевич Пушкин. Талантливо выражая широкий диапазон внутренних субъективных ощущений, великий классик придавал им виртуозные формы, остро чувствуя глубинную генетическую связь с народной песней. «Что-то слышится родное в долгих песнях ямщика», – Пушкину было дано уловить главное в русской душе. Белинский в грустной пушкинской песне видел «всю прелесть нагой простоты», а в его песне ямщика видел «субстанцию России», ее сущность.

Пленительная красота есенинского слова, искренность и непосредственность его чистой души, ее необычайно нежная организация навсегда покорили В. Хомякова. Он является лауреатом различных есенинских премий, а также премии им. А. Платонова «Умное сердце». Немало и стихов у поэта, посвященных русскому песнопевцу, как он сам замечает, стихов, «навеянных обаянием есенинского творчества», его «несказанно притягательными» образами. Вот, например, юношеское стихотворение, впечатляющее вольной и открытой строкой.

Моим воспоминаньям нынче тесно, // ведь с детства сберегла душа моя

заветную есенинскую песню // и древний свет Рязанского кремля.

Достаточно необычна в сюжетном плане его поэма «Есенинский остров», проникнутая духом народно-поэтических традиций, в чем-то созвучных поэме Сергея Есенина «Анна Снегина», «самой светлой лирической поэме» ушедшего века, по мнению народного белорусского поэта Максима Танка. Или такие, загадочные и былинно-мифологические, воспевающие Есенинский кремль: «Над певчей Рязанью – // в безлунную темь – // возносит сказанье // Есенинский кремль». И вполне закономерно, что автор испытывает к непревзойденному лирику России благоговейно-молитвенное отношение: «<…> А небесное сердце Поэта, // что в безвестном сокрыто холме, // то прорвётся порывами света, // то опять растворится во тьме…» Сергей Есенин говорил: «А всё же главное – стихи…» Это лишь то единственно ценное, что остается после поэта на земле. «Есенинское слово // вовек не надоест. // В нём постигаем слова // пророческую весть», – уверен и Владимир Хомяков, не переставая открывать свежесть волшебных есенинских нот. Несмотря почти на полувековой запрет поэзии Есенина, его стихи живут и в третьем тысячелетии, по-прежнему покоряя человеческие сердца. Русский народ в буквальном смысле этого слова дышит Есениным.

Сокровенными есенинскими и рубцовскими мотивами дышат и стихи В. Хомякова «Пристань». Очень метко, характеризуя Есенина, сказал о нем Клюев: «Он глубок русской роковой глубью». Вероятно, аналогичная «роковая глубь» не миновала и Рубцова, прошедшего суровую школу жизненных испытаний, поэта прощения и жалости, духовного безвременья и сиротства русского человека, лишенного своих корней, но остававшегося им верным до последнего дня. Это и удалось весьма тонко, где-то полупрозрачным намеком, передать В. Хомякову, оригинально обыграв неординарную ситуацию в произведении «Пристань»: «Тянулись тихо тучи с севера. // Повсюду царствовало Слово. // И на столетии Есенина // на пару пели мы Рубцова. // Да-да, ту самую, о пристани, // о потонувшей, отдалённой. // И нам казалось, что до истины – // подать рукою… окрылённой. <…> Есенин – синий мир таинственный. // Рубцов – цветок вечнозелёный. // И вновь казалось, что до истины – // подать рукою окрылённой…» Есть у В. Хомякова одно непередаваемое стихотворение «Молитва», которое, как горящая свеча, своим «венчальным светом над вечностью полей» пересекается в мерцании лучей и с вечной «Звездой полей» Н. Рубцова. Вообще, надо отметить, критика как таковая не нужна В. Хомякову, что проку в скрупулезном анализе каждой строки, анализе, порой напрочь убивающем прелесть прочитанного, когда его произведения надо просто почувствовать, как чувствуем мы тепло и солнце, ветер и дождь, радость и грусть…

Поэтическое творчество В. Хомякова дополняют литературоведческие исследования, статьи, художественные эссе о поэзии Пушкина и Есенина, придающие ему писательскую цельность и завершенность. Эти два великих поэта были и остаются нескончаемым праздником России. Стихи В. Хомякова так и называются «Праздник», где запоминаются строки: «<…> Есенин и Пушкин блистают… <…> Есенин и Пушкин – владычат!»  Гениальность Пушкина всегда будет той мерой, до какой высоты может дойти полнота человеческой жизни, той наивысшей точкой творчества, что обозначает ее предел. И Есенин в конце жизни стал приближаться к фантастической пушкинской ясности, он начал писать гениально просто, просветленно, не перегружая тексты обилием образов. Пушкин неисчерпаем по мысли, по живой и творческой достоверности его пророческих открытий. В произведении «Шахматы» В. Хомяков восклицает, восторгаясь пушкинским совершенством: «<…> если бы хоть раз // прорваться в Пушкины // хоть какой-нибудь полустрокой!» И он очень близок по своему духовному настрою и звучанию, которые ведут нас ко времени той золотой эпохи, потому что его поэтические откровения также передают возвышенную чистоту помыслов, поступков и чувств, какими жили герои и современники Пушкина. И как понятна российская поэтесса Надежда Мирошниченко, выдохнувшая правдивые строки: «Всё после Пушкина вдвойне // Родней и ближе…»

«И вот я вновь на окском берегу…»

Природа – ярчайший лейтмотив поэзии Владимира Хомякова, утонченно затрагивающий грани соотношения национального и общечеловеческого. Причем интересно отметить: большая и давняя его страсть – краеведение. Он автор множества литературно-краеведческих очерков по истории рязанского края, биографических исследований и всевозможных заметок о знаменитых личностях, прославивших эти места. Владимир Алексеевич Хомяков – почетный гражданин города Сасово. Поэт обладает исключительным художественным видением природы, представляя ее во всем блестящем великолепии, он стремится к полной гармонии, к глубокому, сугубо интимному общению с ней и миром. В. Хомяков владеет особым внимательным взглядом, характерным для людей, погруженных в литературное творчество.

Легко, изящно, как будто по чистому, ослепительно-белому листу пишет он свою нескончаемую книгу, длиною в жизнь, проникнутою любовью к отчей земле. Бегут прозрачно-акварельные, словно ключевая вода, его «Окские строки», взывая к самому лучшему в человеческой душе: «Моя извечная река, // как нескончаемая книга… // Твой слышен зов издалека – // и нет взволнованнее мига. <…> Так Цна становится Окой, // так, не подвластная забвенью, // печаль становится строкой, // внимая певчему веленью. // Цветами дышат берега, // взлетают лёгкие зарницы. // Под ветром катится река, // листая волны, как страницы». Так и для Распутина живительным источником вдохновения был его Байкал, была Сибирь, таинственная и неизведанная до конца.

Любовь к родине, к ее природе – общая составляющая в творчестве русских писателей. Однако не надо забывать, что природа гораздо талантливей любого художника. Она поистине непостижима. Феномен ее загадочности В. Хомяков подтверждает в неожиданном отрывке «Служба» из поэмы «Семидесятые», когда он проходил военную службу в солнечном и степном Казахстане, сильно тоскуя по дому, по милым сердцу живописным уголкам русской природы, неотделимой от родины, составляющей с ней одно неразрывное целое. «<…> Купола собора православного – // золото рязанское моё. // там я прожил, // а не понял главного: // родина, что искренней её?» – напишет поэт потрясающие по откровению строки, излишне не мудрствуя, без пафоса и лукавства.

Миросозерцание природы вызывает в человеке невероятный прилив духовных сил, настраивает на положительное отношение к жизни, проясняет понимание реальной сущности бытия. Пушкинская упоительная сказочность и напевность, когда обычные слова, таящие в себе столько музыкального содержания, вдруг становятся божественной мелодией души, зримо и чувственно проявляются в произведении В. Хомякова «Вечернее». Песня, излучающая легкую грусть, отзывается самым верным отголоском его души. И, если, как всегда, нельзя пройти мимо Пушкина, то, конечно же, нельзя пройти и мимо Есенина. Бывает холодная отстраненная прелесть поэзии, в чем-то сродни пушкинскому холодку совершенства, но у В. Хомякова все-таки иное, нечто неуловимое, более мягкое по своим краскам, более близкое к чему-то «несказанному, синему, нежному…», есенинскому. И он так естественно роняет свои тихие слова, по-философски спокойные, завораживающие первозданной красотой родной земли: «Домой мы неспешно идём от реки, // нам город навстречу струится огнями. // Все наши заботы пока далеки, // и мы пропадаем здесь полными днями». Авторская свобода и непосредственность мысли вносит существенный отличительный момент в его стихи, делающие их личностно-индивидуальными: «А дома спокойно родители ждут // и знают, что мы – // вот чуть-чуть – и вернёмся. // А свежесть такая глубокая тут, // что завтрашним утром не рано проснёмся. // Стрелою за холм пролетает звезда. // Высокие травы светлы и напевны. // И там, где в ложбинках темнеет вода, // от счастья рыдают лягушки-царевны...» – и вовеки будет бессмертна «страна березового ситца», пока ее будут воспевать подобные художники слова.

Искрились и текли, словно солнечные лучи света, стихи Сергея Есенина, чародея русского слова, звонкой и многоголосой души Руси, поэта, обладавшего поразительной ясностью и обостренным эмоциональным восприятием. Его лирика любви – бесценная литературная сокровищница России. Именно неподражаемый мир природы делает нашу жизнь гармонично наполненной, творчески разнообразной. Отрадно, что к ее секретам прикоснулся и поэт В. Хомяков, природа – соавтор его лирических этюдов. И перед нами настоящий небольшой шедевр, отвечающий законам поэзии, когда во всем соблюдено чувство меры, чувство соразмерности и сообразности, о чем говорил в свое время Пушкин. Шедевр, который хочется наглядно проиллюстрировать, хотя бы ненадолго позаимствовав у живописцев их магически соблазнительные кисти и краски.  

Когда в ночи целуются цветы, // ко мне звезда спускается на крышу.

Открыв окно, весь Божий мир увижу // в торжественном молчанье высоты.

Увижу я: идёшь, мерцая, ты. // Идёшь… Какая долгая дорога!

Я жду тебя. Я снова верю в Бога, // когда в ночи целуются цветы.

Довольно эффективен и прием словесного повтора, оригинально используемый автором в произведении: «Ты – как стихотворенье без названья… // Не оттого ль молчат твои уста? // И три звезды хранят своё мерцанье // в тетрадном небе ясного листа…» «Ты – как стихотворенье без названья…» – удачно найденная метафора, преодолевающая пределы поэтического пространства, она вне времени, вокруг нее как будто вращается целая вселенная любви.

«Что такое поэт? – вопрошал в своем дневнике Александр Блок. – Человек, который пишет стихами? Нет, конечно: он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт». Единство природы и внутреннего мира человека, устремленного к идеальному, классически воспроизводит в своей поэзии и В. Хомяков. Любовь и природа у него идут рядом. Певучая композиция, образующая кольцо, отчетливо вырисовывается в стихотворении «… И вот я вновь на окском берегу. // Вновь предо мной глаза твои и руки. // Я к ним тянусь, тянусь, но не могу коснуться их…// Шуми, трава разлуки!» – это ее начало. А вот строфа, замыкающая столь своеобразное поэтическое построение: «Тот Божий свет я в песне сберегу, // в нём для меня – мерцание разлуки. // И вот я вновь на окском берегу. // И предо мной – глаза твои и руки». Возникают ощущения чего-то эфемерно-хрупкого, невесомого. Автор в чем-то по-есенински наивен и незащищен.  Слышатся и отголоски художественных реминисценций, когда всплывают в памяти ни с чем не сравнимые есенинские строки: «Руки милой – пара лебедей».

«…Колокол дальнего боя»

Свет православия, исходящий от поэзии Владимира Хомякова, придает ей особенное, сокровенное впечатление. Тайну святого православия мы начинаем познавать в раннем детстве, благодаря волшебным сказкам Пушкина. Исконная крестьянская Русь, восторженно воспетая Есениным, также держалась на христианских основах веры и любви. Бытие в божественной вере составляет суть абсолютного добра, и самая совершенная любовь – это любовь к Богу. Предельно правдив в выражении своих чувств и Владимир Хомяков, какой неизбывной верой сияет его молитвенное слово, когда он говорит о философии добра и зла, о жизни и смерти, говорит об одинокой человеческой душе, о предназначении и месте каждого в неизменном круговороте времени.

Длинные зимние тени // на посиневших лугах...

Я становлюсь на колени – // белое знамя в руках.

Кто-то подумает: «Сдался...». // И усмехнётся тому.

Только – я верен остался, // верен себе одному. <…>

В лёгкой серебряной дрожи // волю услышу свою.

Пусть на коленях, но всё же // я неотступно стою.

И одиноко внимаю // жизни и свету её.

Нежно к душе прижимаю // белое знамя моё.

(«Белое знамя»)

Крик и боль души, обращенные к сакральной правде, символично выразил Владимир Хомяков в эмоционально-сильном произведении – лирико-гражданской исповеди – «Заклинание». И пусть окончательной правды нет на земле, но дорога к ней предопределена свыше, единственная правда веры, что сильнее страха, сильнее сомнений и тревог, негасимым пламенем горит в наших душах, высоко поднимая их к свету и небу:

В час между солнцем и мглой, // в час золотого прибоя,

ты прогреми надо мной, // колокол дальнего боя.

От маеты уведи // и от былых потрясений.

В самое сердце войди // чистою медью осенней. <…>

Ветром пройди во земле, // звоном коснись поднебесья.

Да не иссякнет во мне // великорусская песня.

...Великорусская боль. // Великорусская воля.

Вера моя и любовь. // …Колокол дальнего боя.

Как камертон заветной молитвы звучат эти чеканные пронзительные строки, до сердечных глубин потрясая своим гордым величием. Единение ума с сердцем открывает нам путь к Богу и вере. «У Бога нет более важных дел, нежели душа твоя», – говорил и воронежский писатель Виктор Чекиров в своем романе «Правдолюбец Миха», так и не успев его завершить.

Народность, государственность, святость – три главные составляющие русского мира, от которых нам нельзя отступаться и которых нужно держаться вечно. Русь жива, пока у нее есть такие поэты, как Владимир Хомяков, безраздельно преданные ей, стоящие до конца за ее высокие идеалы. И «жизнь не прошла», о чем он сегодня и пишет, с надеждой листая ее вновь и вновь, словно бесконечную книгу человеческих судеб, чтобы начать всё «с белого листа»: «Как высоко мерцают звёзды! // И как легко мелькают вёрсты! // Россия. Жизнь. Начало дня».