В этом доме к утру по углам задрожит паутина

В этом доме к утру по углам задрожит паутина,
Закачаются стены, от гула качнет потолок…
И ты бросишься ниц пред иконою… Охнешь повинно,
Ощущая -- томительный ужас тебя обволок.

Побоявшись поднять черный взгляд на корявую стену,
Там, где трещинка криво, но все ж обошла образа,
Ты душою покорной готов окунуться в геенну,
И повинные слезы вконец застилают глаза.

И сквозь эту слезу вдруг узреешь -- светло и широко
Разливается в поле -- где ратники, -- чудо-заря.
И летят скакуны, и все слышится: «Око за око!»
И упавшие замертво знают, что гибли не зря.

Одичалый сизарь -- вислокрылый, худой и ленивый,
Ни на что не пригодный, голодный и глупый сизарь,
Лишь посмотрит хитро, удивится, что мы еще живы,
И что город наш пеплом не пущен, как было бы встарь.

И, слезу осушив о веселые искры рассвета,
Вдруг поймешь, что являлись к тебе лишь в испуганном сне:
Этот гул грозовой, эта песня, что так и не спета,
Этот ратник, упавший башкою к последней весне.

Потерев кулаком от испуга набрякшие веки,
Удивленно прошепчешь: «Приснится же, ёшкина вошь…»
И всё будешь гадать: «Это ж сколько всего в человеке…»
А откуда ожог на ладони -- никак не поймешь…