БЛОКАДНАЯ ПЕРИОДИКА ЛЕНИНГРАДА

Ленинградская периодика периода блокады – культурный феномен, не имеющий аналогов в истории мировой журналистики и литературы. Вместе с тем это явление еще недостаточно глубоко осмыслено, хотя от него нас отделяет уже более чем 70 лет. Причины здесь разные, и не только идеологические. Когда читаешь многие материалы, опубликованные на страницах ленинградских газет, понимаешь, что привычные, выработанные нами в кабинетах литературоведческие подходы к интерпретации текстов не подходят, потому что мы имеем дело с публикациями, созданными в иной реальности, которую невозможно воссоздать и осмыслить в нормальных человеческих ритмах жизни.

Приведу небольшой пример: сочинение ученика Жени Тереньтева, напечатанное в газете «Смена»: «До войны мы жили хорошо и счастливо. Фашисты помешали нам. Во время артиллерийского обстрела вражеские снаряды разрушили наш дом. Я слышал раздававшийся из-под его обломков стоны моих товарищей и друзей. Когда их раскопали в груде камней и досок, они были уже мертвы. Я ненавижу фашистских гадов! Я хочу мстить им за своих погибших товарищей» [Терентьев,1942: 3].

Разумеется, что в условиях мирной жизни недопустимо было бы воспитывать детей, разжигая в их сердцах ненависть и злобу, но в атмосфере страшной реальности, блокады, когда решался вопрос о жизни и смерти, ненависть и злоба воспринимались как состояния души человека, ожесточенного войной, которые помогали жить и побеждать. И эти слова становились ключевыми в ряде публицистических и стихотворных текстов, помещенных на страницах ленинградской периодики, еще раньше до известного очерка Михаила Шолохова «Наука ненависти» [Шолохов, 1942: 1].

 Среди этих текстов показательно стихотворение Александра Прокофьева под названием «Бей!», помещенное в газете Кировского завода «За трудовую доблесть» и прочитанное автором рабочим завода во время их встречи с писателями:

Бей штыком, гранатой бей,

Бей, чем можешь, но убей.

За страну советскую

Бей зверей немецких.

Всюду гадину круши,

Нет гранаты, бей лопатой,

Нет лопаты – задуши.

Бей в окопе, бей в долине,

Бей святою злобою,

Бей, чтоб плакали в Берлине.

В том собачьем логове… [Прокофьев, 1942: 2].

Стихотворение страшное по своей предельной озлобленности и ненависти к врагу. Оно такое же прямолинейное и однозначное, как и публицистическая статья Ильи Эренбурга «Убей!», или советский пропагандистский лозунг «Убей немца!» Конечно, отношение к немцам в ходе войны будет меняться, но в блокадном Ленинграде было не до нюансов, не до различий понятий «фашисты» и «немцы».

Д. Гранин в своем очерке «Разная война», комментируя реплику юной девушки, которая была возмущена очерком И. Эренбурга «Убей!», объяснял, что в первые годы войны было не до дипломатии в журналистике и литературе: «Ненависть не может выбирать выражения, быть предусмотрительной, дальновидной и политичной» [Гранин, 1989: 5].

Поэтому чтобы понять сущность произведений этого времени, нужно исходить из контекста, в котором эти произведения создавались, но их ни в коем роде не нужно пересматривать с современных позиций. Они выполняли свою пропагандистскую и эмоционально-идеологическую роль в этой страшной войне. Об этом и писал в заключение своего очерка Д. Гранин:

«… Никогда литература так не действовала на меня ни до, ни после. Самые великие произведения классиков не помогли мне так, как эти не бог весть какие стихи и очерки. Сейчас это могут еще подтвердить бывшие солдаты и солдатки, с годами это смогут объяснить лишь литературоведы». [Там же]. Вот поэтому и пришла пора объяснить эти тексты, понять содержание и структуру плакатов, ленинградских блокадных газет, смысл названий передовиц, статей и рубрик, которые звучали как лозунги, как призывы: «Ненависть владеет балтийскими моряками»; «Уничтожить немецкое чудовище!»; «Умрем, но Ленинграда не отдадим!»; «Кровь – за кровь, смерть – за смерть!»; «Смерть гитлеровским кровавым собакам!»

Ленинградскую печать периода блокады продуктивно рассматривать сквозь призму нескольких главных тем. Кроме уже выделенной темы ненависти, это тема мести, мужества, героизма, смерти и долга. Но все они связаны с темой повседневного существования человека, которое в современной культурологи определяется как культура повседневности. Она актуализируется в человеческой жизнедеятельности сегодняшнего дня, здесь и сейчас, и ограничена локальной территорией. Ведущей потребностью в повседневной культуре является потребность к самосохранению. Она актуализируется в человеческой жизнедеятельности сегодняшнего дня, здесь и сейчас, и ограничена локальной территорией. Ведущей потребностью в повседневной культуре является потребность к самосохранению. [Кравченко, 2000: 421-422].

Структуру культуры повседневности определяют три уровня: материальный, социальный, эмоциональный. [Яров, 2004].

Любопытно, что блокадная печать до начала 1942 года практически не уделяла внимания материальной стороне жизни ленинградцев. Даже в страшные зимние месяцы, когда от голода и холода ежедневно умирало (страшно произнести!) около четырех тысяч человек, никаких сведений о массовых смертях и голоде не сообщалось. Это объясняется жесткой цензурой, которой подвергался каждый номер периодики в страшные дни блокады, как и в мирное время.  

Основным органом блокадного Ленинграда была ежедневная четырехполосная газета «Ленинградская правда» (орган Ленинградского областного и горкома ВКП (б), редакторы П. В. Золотухин и Н. Д. Шумилов) выходившая тиражом 40 тыс. экземпляров.  С 10 декабря 1941 г. из-за проблем с бумагой газета печаталась на двух полосах. Другой постоянной газетой осажденного города была молодежная «Смена» – орган Ленинградского областного и городского комитета ВЛКСМ. Зимой 1942 года, когда городу не хватало электроэнергии, издание этой газеты было приостановлено на целый месяц, и редакция стала выпускать свою «Смену» по радио.

В целом в блокадном Ленинграде выходило в разное время и с разной периодичностью множество газет, которые можно сгруппировать следующим образом:

1. Газеты, издававшиеся райкомами, райсоветами и другими организациями и учреждениями («Боевые Резервы», «Крылья Советов», «Сталинец», «Северо-Западный Водник», «Ворошиловец» и др.
2. Однодневные газеты, т.е. издания, выходившие всего один раз, или же несколько раз с разной периодичностью («Большевистский Агитатор», «Смольнинцы готовятся к зиме», «Все для победы», «За образцовую подготовку к зиме» и др. Данный тип изданий всегда был приурочен к какому-либо общественно-важному событию: повышение производительности труда, подготовка к зиме, помощь народному ополчению и т.д.  
3. Фабрично-заводские газеты, т.е. издания, которые выпускали заводы, фабрики и даже отдельные цехи в блокадном городе («Кировец» («За трудовую доблесть»), «Балтиец», «Молот», «Электродвигатель», «Ждановец», «Боевой пост» и др.). В этих изданиях освещалась информация с фронтов, события в городе, но только то, что разрешалось цензурой, а также помещалась информация локального характера, направленная на поднятие трудового энтузиазма,  бытовые проблем.
4. Фронтовые газеты и газеты Ленинградского Народного ополчения («За Родину», «На страже Родины», «На защиту Ленинграда» и др.).

У каждого вида издания были свои собственные рубрики и характерные черты, несвойственные другим видам периодики. Так, в заводских и фабричных изданиях сравнительно мало было публицистики, зато больше помещалось заметок о текущей жизни предприятия. Периодически появлялась рубрика под названием «Доска почета», в которой помещалась информация, в качестве примера другим, о лучших работниках. Заметки по данной тематике отличались характерными агитирующими заголовками: «Высокие показатели в работе», «На 10 часов раньше срока», «Так трудятся бойцы», «Молодые коммунисты в бою и труде».

У бойцов, находившихся на передовой, наиболее популярными были фронтовые газеты, материалы которых главным образом направлены на поднятие боевого духа солдат. С этой целью публиковались заметки и очерки о героях, отельных военных событиях. С 1942 года в этих изданиях появилась практика публиковать патриотические письма бойцов к их родным. Много места в фронтовых изданиях отводилось также публикации указов военного руководства, информации о присужденных званиях и наградах. Практически в каждой газете помещались лозунги и призывы, обращенные к ее читателям. Приведу пример одного такого призыва: «Восьмую годовщину памяти С.М. Кирова мы отмечаем в суровые, грозные дни великой отечественной войны против немецко-фашистских оккупантов. <…> Светлый образ Кирова вдохновляет весь советский народ на подвиги, на самоотверженную борьбу с немецкими мерзавцами»[1].

Следует отметить, что несмотря на видовые различия газет блокадного города, их контент и жанровые характеристики немного отличались. Главенствующими жанрами практически всех газет, была заметка, часто с художественными элементами, экспрессивная передовица-призыв, сводка Информбюро, репортаж с места боев, публицистический или художественный очерк, письма читателей.

Прежде всего ленинградская журналистика осваивала опыт изображения военных событий. В главных газетах блокадного города «Ленинградской правде» и «Смена» были созданы военные отделы, в них сотрудничали М. Ланской, М. Михалев, А. Рискин, О. Смирнова, Г. Трифонов которые часто бывали на фронте, вели военные репортажи. Мастерами репортажей на страницах «Ленинградской правды» были Всеволод Кочетов и Михаил Михалев. Соединяя свои репортажи с художественными описаниями, диалогами и интервью с участниками событий, авторы добивались особой эмоциональной выразительности своих текстов. Показателен, например, в этом плане репортаж под названием «По ту сторону», рассказывающий о бесчинствах немцев в оккупированной ими деревне [Ленинградская правда, 1941, 17 сент, № 222, с. 2].     

Не менее продуктивным оказался в ленинградской печати жанр журналистского очерка, к которому часто обращались ленинградские журналисты. Им искусно владел на страницах «Ленинградской правды» Ильи Авраменко. Обычно он начинал свои очерки с кульминационного момента – встречи с героем своего очерка в героической ситуации. Затем разворачивал описание этой ситуации и давал портрет своего героя, пытаясь найти в нем как индивидуальное, так и общее, что было характерно для многих советских воинов. Одной из интереснейших его журналистских работ является очерк о поэте-бойце, младшем сержанте Чегуеве, писавшем искренние героические стихи, воодушевлявших своих товарищей на бой с врагом. Заканчивается очерк на печальной ноте – описанием смерти поэта-бойца от тяжелых ран, полученных в недавнем бою [Авраменко, 1941: 2].      

Нередко авторами становились и непосредственные участники военных событий. На страницах «Ленинградской правды» опубликовано ряд заметок, статей и репортажей политруков и даже военачальников, например, статья генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина «Правда о боях в районе озера Ильмень» [Ватутин, 1941: 2].       

В ведущих ленинградских периодических изданиях существовала должность «писатель в газете». Так, в «Ленинградской правде» более 20 очерков и статей опубликовал Николай Тихонов, 12 – Всеволод Вишщневский, 9 – Всеволод Азаров, 8 – Виссарион Саянов, несколько очерков – Вера Кетлинская и Павел Лукницкий, многократно печатали свои стихи Ольга Берггольц, Вера Инбер, Людмила Попова, Александр Прокофьев, Юрий Инге, Анатолий Чивилихин, Александр Решетов, Всеволод Рождественский и др.

Сложилось два основных способа изображения жизни в осажденном городе, которые существовали в разных вариантах, – мускулинный и фемининный, причем они не различались чисто по гендернему принципу, а по манере письма и изображения событий. Так, например, в блокадных стихах Анны Ахматовой «Клятва» и «Мужество» преобладает именно мускулинное начало, связанное с оптимистическим, стоически-мужественным отношением к происходящим событиям. Лучшие образцы произведений с таким изображением событий и отношения к ним автора мы встречаем в очерках Николая Тихонова, которые впоследствии составили целую книгу художественных очерков о блокадном Ленинграде под названием «В те дни».

Н.Тихонов разработал свою манеру создания текста очерка, которой потом следовали и другие писатели. Сначала он панорамно при помощи точных деталей изображает место происходящих событий, затем включает в описание-размышление небольшой сюжет с одним или несколькими героями и драматизирует его. За развязкой-событием следует лирическое или философское обобщение. Приведу в качестве примера концовку очерка «Так жили в те дни»: «Умерли все краны, все трубы мертвы. Враг окружил город блокадой, враг хочет уморить ленинградцев голодом, заставить их роптать.

Но каждый день целые процессии шли по городу за водой, жуткие, длинные, — это шли непобедимые ленинградцы, которых ничто не могло сломить».

Я не случайно привел концовку этого очерка. В нем пунктиром обозначена картина страшных блокадных дней ленинградцев, что не характерно было в большинстве случаев для мускулинного изображения событий блокады. Именно фемининный взгляд отличался подробностями в изображении быта, картин жизни, обращением к традициям скорбных песен и плачей. Но и здесь, в лучших поэтических образцах присутствовало мужество и стоицизм, что проявилось прежде всего в стихотворениях и поэмах двух блокадных муз – Ольги Берггольц и Веры Инбер.

К сожалению, блокадная поэзия и публицистика изучена лишь в общих чертах, «за кадром» осталось множество очень интересных произведений, которые, несмотря на поспешность их создания, отличаются множеством своих достоинств, как в наследовании традициям русской высокой гражданской литературы, которая берет свое начало от знаменитого «Слова о полку Игореве», так и в способах изображения человека и блокадного мира. Я для себя, например, открыл на страницах газеты Кировского завода, которая в годы блокады называлась «За трудовую доблесть» интересного поэта Алексея Соколова.  Он печатал свои стихи практически в каждом номере газеты, посвящая их самым разным событиям: передовикам производства, бойцам ВОХРа, морякам-балтийцам, рабочим, уходящим на фронт и т.д. Конечно, многие стихи написаны срочно, наспех, но в них чувствуется искренность, а порой даже ощущается и вкус. Вместе с тем имеются стихи, которые незаслуженно не включили ни в один сборник произведений поэтов блокады. Я имею ввиду стихотворение Алексея Соколова, опубликованное 21 августа 1942 г. в 38 номере заводской газеты, посвященной трагической дате – годовщине блокады Ленинграда: 

Над нами рвались бомбы и снаряды,

В квартирах наших холод гнезда свил.

Сжималось черное кольцо блокады,

Лишая пищи и лишая сил.

А ветер в темноте, как волчья стая,

Выл, незнакомо яростен и лих,

И по утрам, сугробы разгребая,

Мы трупы находили скрюченные в них.

Разрывы бомб, пожарищ едкий дым…

Но мы по-прежнему уверенны в победе.

И мы, в конечном счете, победим!

История событьями богата.

Немало было всяческих осад,

Но лишь впервые эту дату

Сегодня отмечает Ленинград. [Соколов, 1942: 2]. 

Отдельный сюжет в блокадной ленинградской периодике – поэтический диалог с казахским акыном Джанмбулом, поэма которого «Ленинградцы, дети мои…» в переводе Марка Тарловского впервые была опубликована на страницах ленинградской «Сменены» [За трудовую доблесть: 6 сент. 1941 г. № 210].  «От широких казахских степей до берегов Невы дошел голос старого Джамбула. С великой нежностью пел народный акын о северной столице, принимающей на себя жестокие удары фашистского зверя, о ленинградцах, родных своих детях, гордо несущих в борьбе знамя своей чести и славы. Город услышал голос народа из уст народного поэта» [За трудовую доблесть/ // Л. Шувалова: 3 окт. 1941 г. № 236., с. 3].

Ответили казахскому акыну журналисты и поэты «Ленинградской правды» Милица Григорчук и Евгений Зубков:   

Милица Григорчук

Над прохладной туманной Невой,

Сквозь орудий яростный гул

Мы услышали голос твой,

Наш прославленный, мудрый Джамбул.

С нами бодрствуешь ты, поэт,

С нами делишь суровые дни…

Близок счастья желанный рассвет,

Ленинградцы в борьбе не одни.

Благодарность прими, Джамбул,

От твоих ленинградских друзей.

Пусть вокруг орудийный гул –

Устоим мы в буре, в грозе! –

Ленинградцы – дети твои,

Ленинградцы – гордость твоя!

Слушай нас, родная страна:

Ленинграда не отдадим!

Будет снова счастья весна.

Ленинградцы! Мы победим!

Евгений Зубков:

Будь спокоен, акын Джамбул,

Крепкий ветер балтийский подул

Он у невских родных берегов

В прах развеет наглых врагов.

Ленинградцы – дети твои,

Дети самой дружной семьи.

Никогда не бывали они

Одиноки в тяжелые дни.

Близок мести священный час!

Полководец отдал приказ.

Мы прославим его в бою

И тебя за помощь твою,

Как прославил ты в песнях нас.

Зимой 1943 г. народный акын Казахстана Джамбул Джабаев по просьбе редакции "Смены" прислал в Ленинград из Алма-Аты стихотворение "Тебе, комсомолец Ленинграда!":

С отпечатанных утром листов 
Славной "Смены" твоей боевой 
Я, седой и дряхлый акын, 
Обращаюсь к тебе, мой сын, 
Ленинградец, друг молодой... 
Помни, юноша: вся страна 
О тебе заботы полна!.. 
Стой же, сын, на посту, крепко стой! 
Вся страна, ленинградец, с тобой. 
Я с тобой, мой любимый сын, 
Я, Джамбул, ее старый акын...

Моя статья – пока лишь начало долгой и кропотливой работе по изучению периодики блокадного Ленинграда, которая запечатлела высокий подвиг и обыденную жизнь непокоренного города.

Литература

1. Авраменко И. Поэт-боец //Ленинградская правда. – 1941, 25 окт.

2. Ватутин Н.Ф. Правда о боях в районе озера Ильмень/ Ленинградская правда. – 1941, 24 сент. 

3. Гранин Д.А. Разная война // Наш комбат. – М., 1989. 

4. Кравченко А.И. Культурология: Словарь. – М., 2000.

5. Прокофьев А. //За трудовую доблесть, 1942, 22 мая.

6. Соколов А. Над нами рвались бомбы и снаряд…//За трудовую доблесть. – 1942,  21 авг.

7. Терентьев Женя. Письмо. //Смена. – 1942. 8 авг.

8. Шолохов М. Наука ненависти//Правда. – 1942, 22 июня.

9. С.В. Яров. Повседневная жизнь блокадного Ленинграда. М., Молодая гвардия, 2013; Новикова, Н.Л. Культура повседневности. Теоритический аспект: Учебник. В 2 ч. – Саранск, 2004).

10. Образ Кирова зовет нас к борьбе и победе // За родину. – 1942. - № 81. – С. 1.